Капетинги и Франция - [6]

Шрифт
Интервал

. И это изумление перерастает в восхищение, когда мы представляем себе материальные условия, в которых были составлены все документы; когда представляем редактора или средневекового отправителя, сидящего на неудобном табурете перед пюпитром, пишущим птичьим пером на пергаменте, малейшее касание которого могло оставить кляксу, в маленькой, плохо проветриваемой комнате, а зимой еще и плохо отапливаемой, с такими узкими окнами, что в самый полдень посреди летнего дня там надо было работать при свете, и при свете смолистой свечи, дым от которой быстро наполнял комнату, одновременно проникая в глаза и легкие.

Ибо отбор, позволивший сохраниться некоторым документам и уничтожить кое-какие другие, случаен. События нам известны, потому что королевский служащий, чтобы работать с большими удобствами, уносил к себе досье, которые после его смерти возвращались в королевские архивы и были слишком обширны, чтобы их сортировать, и поэтому в беспорядке сваливались в угол или на шкаф. Другие обязаны своим сохранением непорядочности эрудита или коллекционера XVII–XVIII вв., выпрашивающего досье или вырывающего страницы до одного из тех периодических пожаров, которые приходили, чтобы облегчить — если можно так сказать — труд историков. Это обилие, даже изобилие документов, исходящих от королевской власти, происходит в тот же самый момент, когда множатся хроники, а также во времена, когда начинают появляться во все возрастающем количестве другие документы частного происхождения, необходимые, чтобы иметь реальное представление об окружении и обстоятельствах, при которых работали капетингские суверены.

Эти документы появлялись, правда, спорадически, с самого начала их истории. В качестве только одного примера приведем частную переписку Герберта, будущего папы Сильвестра II, тогда секретаря Адальберона, архиепископа Реймсского, которому Гуго Капет частично обязан своей короной, переписку, являющуюся для правления этого государя первостепенным источником. Можно привести также письма епископов Шартрских — Фульберта для правления Роберта Благочестивого, и Ива — для правления Филиппа I и Людовика VI, равно как и переписку аббата Сугерия для правления Людовика VI и Людовика VII.

Но сами эти документы не всегда сохранялись ввиду их исторического значения. Переписка, о которой мы только что говорили, была собрана и издана из соображений литературного порядка. В этих письмах, составляющих ее, увидели модели стиля, дающего целиком эстетический пример и критерий, которые и решали вопрос, сохранить или отбросить то или иное письмо. Когда мы доходим До документов целиком литературных, доля случайности становится еще больше. Ш. В. Ланглуа очень справедливо и не без грусти замечал, что лучшие романы XIII в. нам знакомы чаще всего по единственному манускрипту[18]. Сколько произведений исчезло, не оставив следов? И с ними сколько документов, возможно, самых ценных для нашего познания прошлого, которое нас интересует?

Больше не продолжая, можно, наконец, заявить, что наша документация в том, что касается прямых Капетингов с 987 по 1328 гг., очень неполная и такой пребудет всегда; что крайняя нехватка для первых двух столетий этой истории не должна порождать иллюзию об обилии тех же источников для XIII и начала XIV вв.; что мы никогда не узнаем, опровергает ли утерянный документ выводы, сделанные, впрочем, на законных основаниях по другим сохранившимся документам, так как лишь слепой случай с помощью человеческой небрежности или глупости подготовили материал, по которому пишется история.

Состояние этой документации значительно влияет на сам исторический труд. Для малоизвестных периодов, как мы видели, акты суверенов немногочисленны, а потому тщательно собраны, каталогизированы, подвергнуты критике. Эти исследования служили базой для в целом уважаемых, а часто превосходных работ о капетингских суверенах XI–XII вв[19]. Однако двое из них еще не были предметом монографий. Первый Генрих[20] и Людовик VII[21] еще ждут своего историка. Для XIII и начала XIV вв. положение много менее блестящее. Сами краткие правления Людовика VIII (40 месяцев)[22], Филиппа III Смелого (15 лет)[23], Филиппа V Длинного (6 лет)[24] вызвали общие исследования. Но нет удовлетворительной книги о правлении Людовика Святого[25]. Филипп Красивый был объектом более или менее блестящих набросков[26]. Правления Людовика X и Карла IV представлены только положениями докладов Школы хартий[27], которые их авторы никогда не доводили до конца для публикации.

Несомненно, существует множество отдельных исследований и частных работ[28]. Но мы не знаем хорошо правления, в ходе изучения которого историк, отважившись посвятить своей работе необходимое время — и это время может занять всю жизнь.


Глава II

Суверены и их советники



С 987 по 1328 годы четырнадцать наследников той же семьи, все происходящие по прямой линии от одного и того же предка, Гуго Великого, герцога Франции, наследуют друг другу на французском троне. Именно в это время родилась, сформировалась Франция со своими естественными чертами характера и даже основами французской нации. Прежде чем обрисовывать их действия, чтобы попытаться определить, что им принадлежит в этом создании нашей родины, необходимо набросать облик этих королей, дабы позволить читателю лучше уяснить долю, принадлежащую каждому из них в общем деле. Работа, будучи трудной из-за бедности нашей документации, однако, менее трудна, чем та, которую нам придется затем предпринять: изобразить по мере возможности их советников. Однако работа необходимая. Если правда то, как часто и не без оснований утверждают, что феномены экономического и социального характера играют в истории роль значительную, даже решающую, по словам некоторых, то не менее справедливо и то, что и люди играют свою роль в исторической эволюции страны, особенно в изучаемый нами период, когда территориальное единство еще не создано, а нации еще не осознали своего существования.


Рекомендуем почитать
Русский фронт, 1914 – 1917 годы

Книга Л. В. Ланника воссоздает полотно событий, происходивших на Русском фронте Первой мировой войны. Автор не только подробно рассказывает о ходе военных действий в 1914–1917 гг., но и анализирует события, предшествующие войне и ставшие ее логичным следствием. Особенностью книги является взгляд на Русский фронт и войну в целом через призму всех его главных действующих лиц: трех императоров, трех армий, трех монархий и их подданных, для которых Великая Война в конце концов превратилась в гражданскую.


Янычары в Османской империи. Государство и войны (XV - начало XVII в.)

Книга рассказывает об истории янычарского корпуса, правилах и нормах его комплектования и существования, а также той роли, которую сыграли янычары как в военных, так и во внутриполитических событиях Османской империи. В монографии показаны фундаментальные особенности функционирования османской государственности, ее тесная связь с политикой войн и территориальной экспансии, влияние исламского фактора, а также значительная роль янычарского войска в формировании внешней и внутренней политики турецких султанов.


Будущая война

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Грани военного таланта (об A. М. Василевском)

Книга посвящена Маршалу Советского Союза А. М. Василевскому. Автор, московский журналист, военный историк В. С. Яровиков, лично знавший Александра Михайловича, рассказывает о полководческой деятельности Василевского в годы Великой Отечественной войны, его работе на высших постах в Вооруженных Силах, об участии в обобщении опыта войны, о личных качествах Александра Михайловича — человека, коммуниста, полководца.


Борьба за Полоцк между Литвой и Русью в XII–XVI веках

В истории средневековой Руси трудно найти более противоречивый сюжет, чем место в ее системе Полоцкого княжества. Связанный с остальной Русью общностью начальных судеб, исповеданием православия, языком и письменностью, Полоцк в переломный момент своего развития стал на долгие века частью не Русского, а Литовского государства. Парадокс этого феномена состоял в том, что Литва, поначалу зависимая от Полоцка, затем взяла над ним верх, но это могло случиться только после того, как полоцкое влияние преобразовало саму Литву: русский язык стал надолго ее государственным языком, а князья литовских династий сплошь и рядом отвергали язычество и принимали православие во имя торжества единодушия со своими славянскими подданными.


Белгород-Днестровский

Очерк знакомит с историей древнего украинского города, рассказывает о борьбе трудящихся бывшей Бессарабии за воссоединение с Советской Отчизной, а также о расцвете экономики и культуры края в послевоенный период.