Капетинги и Франция - [36]

В течение XIII в. положение изменилось. С усилением своего могущества и расширением власти французский король становился все более подозрительным и чувствительным к задеванию своего суверенитета. И одновременно Святой престол, победоносно выйдя из борьбы со Священной Римской империей, начинает постепенно развивать политическую доктрину, делавшую из папы духовного суверена, мирского суверена этого мира через посредничество духовного начала. Начатая Григорием VII в ходе его борьбы с императором Генрихом IV, воспринятая и развернутая с мягкой умеренностью Иннокентием III в его декреталии «Он знает» (Novit), теократическая доктрина излагается безоговорочно в энциклике «Изгони у него легкомыслие» (Eger oui levia), опубликованной Иннокентием IV во время его борьбы с императором Фридрихом II. Направленная целиком против императора, эта теория до некоторой степени могла касаться французского короля. Однако Капетинги не отреагировали на нее. Тем не менее, они не могли игнорировать опасность, которую она представляла для них, и император Фридрих II позаботился, чтобы их в этом убедить. Но им она, вне сомнения, казалась лишь интеллектуальной спекуляцией; и известно, что Капетинги, но всяком случае, до Филиппа Красивого, выказывали мало интереса к спекуляциям подобного порядка. Довольно долго, пока папа умеренно вмешивался в дела королевства, король действовал по отношению к церкви во Франции подобно своим предшественникам, но до тех пор, покуда Святой престол не провозгласил новые теории. Капетинги продолжали вести по отношению к церкви традиционную политику своего дома: выказывать себя покорными и услужливыми сыновьями, способными дать почувствовать уважительно к твердо, что это подчинение может иметь границы, извлекая отсюда ценную пользу, полюбовно урегулируя неизбежные инциденты и избегая прежде всего дискуссий о принципах.

Но хотя этот конфликт и запаздывал, избежать его ныло нельзя. Король не мог быть настоящим сувереном в королевстве, покуда чужая власть в этом королевстве могла, как претендовал на это папа, вмешиваться в его дела от имени морали, чтобы ограничить или даже прекратить действия короля. Уже во время борьбы с Иоанном безземельным Филиппу-Августу пришлось довести до папы, что в эту ссору вассала и сюзерена, в этот вопрос, касающийся фьефа, который составлял суть франко-английской войны, никто не имеет права вмешиваться[141]. Папа, однако, ратовал за свое право вмешательства, но ему достало мудрости ограничить его чисто моральной областью и добавить: «Пусть никто не думает, что мы хотим чем-то смутить или приуменьшить юрисдикцию знаменитого короля Франции. Но мы едва ли можем противостоять долгу нашей юрисдикции. Почему мы и осмеливаемся посягать на юрисдикцию другого»[142].

Теократические заявления Иннокентия IV не являлись поводом (в том, что касается Франции) перейти к практике. За исключением нескольких неизбежных инцидентов, между Святым престолом и французским королем вплоть до последних лет XIII в. царил мир. Но в конце этого столетия Бонифаций VIII и Филипп Красивый сталкиваются по опасному вопросу о принципах, который королевство и Святой престол сумели избежать в течение трех столетий.

Здесь не место рассказывать о разногласиях между папой и королем. Достаточно было бы определить позиции обоих противников, отметить некоторые из их заявлений, открыть кое-какие их действия, обозначить конечный результат.

Первый акт этих разногласий, первый конфликт имел под собой чисто финансовые причины, — денежная помощь, потребованная королем от клира и церквей своего королевства на борьбу против его восставшего вассала — английского короля, герцога Аквитании. В самом деле, pro defensione regni[143] король имел право требовать от всех своих подданных помощи. Клирики, имеющие свое личное состояние, не составляли исключения. Вопрос о церковном имуществе никогда серьезно не рассматривался. На практике в течение XIII в., за исключением отказа папы Николая IV в 1292 г., Святой престол всегда предоставлял королю для необходимого использования на благо веры и церкви запрашиваемые последним десятины.

В 1294 г. Филипп Красивый получил от различных провинциальных синодов, заседавших с июля месяца до конца года и даже в течение февраля 1295 г. двухгодичную десятину без совета со Святым престолом и без протестов с его стороны. Но папский престол долго оставался вакантным до избрания Целестина V, понтификат которого был кратким, что, вероятно, и объясняет молчание Рима по этому случаю. В 1295 г. король поднял размер взимаемой сотой части имущества, потом пятидесятой, которые обе ударили по состояниям клириков. Раздавались кое-какие протесты, но папа молчал. В 1296 г. Филипп Красивый попросил и получил от ассамблеи прелатов новую десятину, На сей раз протесты были многочисленнее и энергичнее. Поскольку король английский так же обходился со своими священниками, Бонифаций VIII счел своим долгом вмешаться и декреталией «Клирикам о мирянах» (Clericis Idïcos[144]) от 24 февраля 1296 г., направленной как против французского короля, так и против английского, запретил всякой светской власти облагать клириков налогами без утверждения Святым престолом, а клирикам платить или предоставлять помощь или субсидии светским властям без того же разрешения.