Капетинги и Франция - [35]
С другой стороны, под воздействием конфликта между императором Фридрихом II и Святым престолом заявление Иннокентия III в декреталии Per venerabilem было с жаром прокомментировано в мире канонистов, и Синибальдо Фиески, который станет папой под именем Иннокентия IV, в своем комментарии декреталий четко отбросит идею подчинения французского короля императору[140]. Французские юристы-законники выскажутся в том же духе, и мы видим, как появляется и воспроизводится в их произведениях знаменитый тезис, что «король не держит ни от кого, кроме Бога и себя».
Вне сомнений, вплоть до конца капетингской династии существовали еще юристы, отказывающиеся расстаться с этими универсалистскими идеями, благоприятствующими теоретической супрематии императора над королем, но юридические спекуляции этих юрисконсультов ничего не значили на практике. В действительности же мы видим Жана Парижского или Гийома де Манда как наиболее упорствующих в абсолютной независимости французского короля.
Так что факты показывают тщетность этих императорских претензий на супрематию королей. Оттон Брауншвейгский сражался при Бувине в июле 1214 г. и был разбит Филиппом-Августом. Соперник Филиппа-Августа Фридрих Швабский, будущий император Фридрих II, посвященный в следующем году в сан короля римлян в Экс-ла-Шапель, снова бросил империю в итальянскую авантюру, возобновив конфликт со Святым престолом. В течение этого конфликта, пытаясь привлечь на свою сторону королей Западной Европы, он старался показать им, что его дело — это и их дело, и он не будет брать на себя супрематию над кем-либо из тех, от кого он ждет материальной и моральной поддержки.
Потом, после смерти Фридриха II, 13 декабря 1250 г., началось то, что называют великим междуцарствием. В течение более века, за исключением периода с 24 июня 1312 по 24 августа 1313 гг., в течение которого правил Генрих VII Люксембург, императорская корона оставалась без государя. Будут римские короли, избранные императорскими выборными, но ни один из них не получит из рук верховного понтифика помазание, делающее императора императором. Эти короли будут казаться своим современникам тем, чем они были в действительности, суверенами Германии и суверенами довольно слабыми, занятыми в целом борьбой с конкурентами, неспособными, несмотря на их желание и усилия, закрепить римскую корону за своей семьей.
В течение этого длительного междуцарствия у римских королей было достаточно забот, чтобы претендовать на превосходство над всеми остальными суверенами. Впрочем, им для этого недоставало императорской короны, предмета их вожделений. Далекие от того, чтобы считать французского короля нижестоящим, некоторые из них ищут его помощи, чтобы получить эту корону. Так поступали Альберт Австрийский и Генрих Люксембург. По правде, со смерти Фридриха II и вплоть до избрания Валуа на деле императором на Западе был французский король.
Не пытался ли он стать им по праву, заставив передать себе самому императорскую корону, которую носил его предок Карл Великий? Конечно же, этого желали. В 1272, 1308, 1313, 1324 гг. Капетингов пытались вовлечь в эту авантюру, пытаясь заставить избраться то самого короля, то члена его семьи. Но здравомыслие Капетингов уберегло их от императорских мечтаний. Сделанные им посулы оставили их равнодушными. Они никогда серьезно не поддерживали в качестве кандидатов на престол Священной Римской империи принцев своего дома. Марино Санудо даже рассказывает нам, что окружение Карла IV Красивого отказалось воспринять всерьез чешского короля Иоанна Люксембургского, излагавшего красивые идеи по возложению императорской короны на голову своего зятя, французского короля. Последнему достаточно было навсегда избежать императорских претензий на суверенитет, провозгласить свою высшую власть по отношению к власти императора или папы и заявить, что король Франции не признает никакого верховенства в мирских делах. Ему довольно было стать, как говорили с 1300 г. в его окружении, «императором в своем королевстве».
* * *
Не ведая никакого сюзеренитета в своем королевстве, никого вышестоящего в мирских делах вне своего королевства, наследники Гуго Капета, пламенные христиане, верные слуги церкви, никогда и не помышляли о том, чтобы опротестовать в духовном плане суверенитет главы этой церкви, папы, викария Бога на земле. Но этот суверенитет в обществе, глубоко проникнутый религиозными элементами, очевидно, мог иметь опасные последствия для королевской власти. Не всегда возможно было провести четкую границу между мирским и духовным. Следовало определить взаимные позиции высшего понтифика и французского короля, суверена в делах мирских.
В течение двух первых столетий этот вопрос не стоял. Вначале, потому что французские короли были очень слабыми, чтобы позволить в случае столкновения двух властей раздражаться и развязать конфликт. Позднее Святой престол при столкновении со Священной Римской империей, пытаясь найти в этой борьбе поддержку французского короля, должен был избегать конфликтов при мелких инцидентах, которых хватало в отношениях между двумя сторонами.
