Кап, иди сюда! - [7]
— Она и не будет, — сказала Оля. — Накопит, а потом уедет.
— Или подарит кому-нибудь, — сказал Генка. — В другой город посылку пошлёт.
— Посылку тоже нельзя, — сказал я. — На почте узна́ют.
— Хватит вам, — сказала Оля. — Хотите слушать?.. Когда пропала косынка, к этой женщине вечером пришли. Соседи и с работы. Потому что знали, какая она, и хотели поговорить начистоту. А она в окно увидела, испугалась, думала — искать будут и бросила косынку в бак с бельём. Он на плите стоял… Ну, говорили они, говорили. Она отказывается, конечно. А потом вода в баке как закипит да как польётся через край! Смотрят, а она красная как кровь. Сначала испугались. Представляете?! Потом подняли крышку, а там бельё — всё красное!
— Уй, здорово! — сказал Генка. — И простыни?
— Конечно. А она всё равно не признаётся. Ей говорят: эх вы, даже бельё и то покраснело…
— А что ей сделали? — спросил я.
— Товарищеский суд был. Плакала она, говорила — никогда не будет.
— Я тоже украл, — сказал я.
— Что?! — спросила Оля.
— Врёт он, — сказал Генка.
— Вот и не вру, — сказал я. — Время. У нашей учительницы. Она так и сказала: «Данилов украл у меня сегодня три минуты».
— Я бы так спрятал эту косынку — никто бы не нашёл. — Это Генка сказал.
— Ничего бы не спрятал, — сказал я. — Попробуй в одной комнате да на кухне.
— И спрячу. Спорим, не найдёшь.
— Спорим, найду.
— Ну вас, — сказала Оля. — Завелись. Я домой.
Она ушла, а Генка сказал:
— Давай сейчас! Что спрятать?.. Хочешь, мамину помаду? Или папину ручку?
— Хоть десять рублей. Всё равно найду.
Мы долго ничего не могли выбрать, а потом Генка предложил:
— Вот папины очки. Только больше часа не искать. Я время замечу. Иди на лестницу.
Я вышел из квартиры, а он пока прятал очки. Дверь я не совсем закрыл, и, по-моему, он возился на кухне. Но начать я на всякий случай решил с комнаты.
— На что спорим? — спросил я, когда уже скинул одеяло с Генкиной кровати, вывернул наволочку и выбросил половину учебников из левого ящика стола.
Я торопился и поэтому не стал застилать постель и наводить порядок. Потом вместе уберём.
— На пятьдесят щелчков, — сказал Генка.
— Двадцать пять хватит, — сказал я, потому что мне было его жалко.
Конечно, в комнате я ничего не нашёл, но всё-таки всё перевернул вверх дном. Даже интересно было смотреть: как будто они переезжают на новую квартиру.
Не прошло и двадцати минут, а я уже был на кухне. Здесь было трудней — потому что и так беспорядок, особенно в шкафу. Я даже просыпал на пол какую-то крупу и опрокинул немного варенья.
— Что, нашёл? — сказал Генка. — Уже тридцать одна минута.
— Всё равно найду, — сказал я и поднял с плиты сковородку.
В это время и пришли Игорь Петрович и мой папа.
— Что за разгром? — спросил Игорь Петрович.
— Саня ищет, — сказал про меня Генка.
— В чём дело, ты можешь объяснить? — спросил папа отчётливым голосом.
Я объяснил.
— Ты всё-таки старше, — сказал мне папа. — Надо немного соображать… Немедленно приберите. Ну!
— Мы поспорили. Я должен найти, — сказал я.
— Никаких «найти», — сказал папа. — Сейчас же всё убрать!
Он отнял сковородку и подтолкнул меня к двери комнаты. Но в комнату я не пошёл, а остался стоять в коридоре.
«Что он раскричался? — думал я. — Ничего плохого я не сделал, кажется. Подумаешь, крупу рассыпал. Значит, кричать надо? Теперь вот проиграл из-за него двадцать пять щелчков! Кричит, как на маленького…»
— Пойдём! — позвал Генка.
Небось смеётся сейчас: думает — влеплю двадцать пять штук.
— Спор не считается, — сказал Генка.
— Очень мне нужны твои милости, — ответил я и зашёл в ванную.
Подумаешь, пожалел. Какой добренький…
Я задел полотенце, отмахнул его, и с полки слетела мыльница. Прямо в ванну. Даже проехалась, как шайба по льду.
«Правильно», — подумал я и бросил вторую мыльницу.
Потом свою зубную щётку, потом чью-то ещё — в футляре, потом чашку для бритья, потом…
Тут вошёл папа и сказал:
— Ты совсем взбесился? Тебе что было сказано?
И он дал мне по шее.
…Вообще я ношу очки, только когда читаю. Мне доктор выписал. А тут показалось, что я надел очки — только не свои, а чужие: так всё в глазах перекосилось и затуманилось. Но я не заплакал, а просто вышел на улицу.
Там светило солнце, пробегали собаки, малыши играли в песке, из магазина шли женщины с сумками, но мне всё казалось перекошенным и тусклым. Как будто очки не только чужие, но и тёмные.
Потом я увидел Генку с мячом — он за мной из дому выскочил.
— Ты чего? — сказал он. — Пошли уберём. Скоро обедать.
— Ну и обедайте, — ответил я. — Кто вам мешает!
— Давай сыграем, — сказал Генка и кинул мне мяч. — Пас!
Но я отбил мяч в другую сторону. Хотел в лужу, да не попал.
— Идём, — сказал Генка, когда принёс мяч. — Брось. Хочешь, я сам уберу?
Опять эти милости!.. Конечно, все хорошие, я один плохой. Знаю, что будет папа говорить: что я эгоист, самолюбивый, обидчивый, думаю только о себе… Всё знаю. Ну и ладно. Зато они добрые. Особенно Генка. Пусть его по головке гладят…
— Чего стоишь? — сказал я ему. — Никуда не пойду. Я…
— Пойдём. На обед знаешь что? Пельмени.
— Я в город поеду, — сказал я. — Надоело всё.
— И я с тобой, — сказал Генка. — Давай, правда? Пешком. Как туристы. Папа пустит. Сейчас мешки уложим…
