Кап, иди сюда! - [22]
— Я давно уже собирался купить себе модные ботинки. Каплин понял это и ускорил дело…
И папа шлёпнул его по тому месту, откуда начинался вечно виляющий хвостик с завитком на конце.
Поджав свой завиток, Каплин поплёлся на подстилку.
— Вот тебе твоя собака… — начала Вовина мама.
А дня через два к Семёну в Пятигорск полетело письмо.
«Дорогая Семёрка!
Как тебе там отдыхается на Пяти горах? Как себя чувствуешь? Каплин твой в полном порядке — подрос и похорошел. Сахару мы ему совсем не даём — этим занимаются ребята во дворе, а кроме сахара, он питается в основном мужскими ботинками. Когда приедешь, то, помимо пары модельной обуви для Миши и шёлкового зонтика для Ларисы, тебе придётся ещё покупать целое платье Наталье Львовне, нашей дальней родственнице. Она пришла к нам в гости, когда Каплин как раз закончил обед и получил на третье чудесную косточку, всю обросшую жирным мясом, прямо из соседского супа. Но ты же знаешь своего доброго пса! Он всегда готов отдать гостю то, что для него всего дороже. И вот он подходит к Наталье Львовне и, радостно улыбаясь хвостом, кладёт ей на колени свою кость. Прямо на светлое платье… Тогда мы закрыли его на балконе. Там на полу, в холодке, стоял большой пражский торт. Конечно, в коробке. Но что значит какой-то картон для твоего пса, воспитанного на клизмах и кожаной обуви! Нет, мы не станем возводить напраслины. Съел он совсем немного — был уже, видно, сыт. Но зато на всём торте появились красивые отпечатки лап, ушей и даже хвоста!..
Будь здоров, дорогой друг. Отдыхай спокойно и скорей приезжай.
Лариса и Миша».
Вова и Тоська пьянствуют
Ой, до чего не хотелось ехать в лагерь — просто ужасно! Если бы хоть в первую смену, совсем другое дело. А то почти все ребята приехали, ходят на пруд, на пустыре футбольное поле сделали, а тут езжай неизвестно куда и зачем. К этим лагерям, заявил Вова родителям, у него вообще идиосинкразия. А папа ответил, чтобы он не употреблял слов, которые еле может выговорить и значение которых для него так же непонятно, как для папы арифметические задачки на «из разных городов»…
— Не признавайся так открыто в своих недостатках, — сказала мама папе и стала говорить, что теперь дети ничего не ценят и что её дедушка даже мечтать не мог о таких лагерях и дворцах пионеров, не говоря уже…
Но Вова решил, что всё равно ни за что в лагере не останется, раз Каплин в городе. Хорошо Зое — она никуда не едет. Сможет Каплина каждый день видеть. Даже гладить его…
Как только Вова вышел во двор, он тут же вызвал Тоську и сказал, что не знает, как Тоська, а он обязательно из лагеря сбежит. Ну, не сбежит, а сделает так, чтоб выгнали. Или отправили.
— Это ты здорово придумал, — сказал Тоська. — А что лучше сделать, чтоб выгнали?
— Не знаешь? Эх, ты!.. На зарядку опаздывать — это раз. На линейку — два…
— Грубить, — подсказал Тоська. — Три.
— Точно. Ну и… плохо дежурить по кухне — четыре.
— Постель не убирать — пять.
Больше они ничего придумать не могли, и тогда Вова сказал:
— Смотри не струсь.
А Тоська ответил:
— Это я-то струшу? А кто первый побежал в парадное, когда Мохов начал кидаться сухой грязью?..
Но Вова перевёл разговор и спросил, знает ли Тоська, какой у птицы пульс. Нет? Тысяча ударов в минуту!..
В общем, в лагерь они поехали. И Тата тоже. Сидела в автобусе впереди них и всю дорогу вопила: «Тоська, погляди, какое дерево!», «Тоська, что такое буква «Р» и перечёркнута?» Как будто он все знаки обязан помнить.
О том, что их должны выгнать из лагеря, они ей, конечно, не сказали. А то отговаривать будет. Всю дорогу они шептались, придумывали, что ещё надо сделать, чтобы поскорей отправили.
— Хорошо бы начальника лагеря в речку столкнуть… — сказал Вова. — Не нарочно, конечно…
— Только пусть выговор не объявляют, — сказал Тоська Вове, когда проехали деревню Ликино и их тряхнуло на железнодорожном переезде. — Лучше пусть напишут что-нибудь другое — «трудный ребёнок», например.
— Я совсем не трудный, — сказал Вова. — Может, ты трудный, а я даже очень лёгкий. Просто не хочу. Может человек не хотеть?
Когда Вова спрашивал об этом свою маму, она говорила, что он молод ещё разбираться — что хочу, чего не хочу. Но Вова думал, что никто не молод. У всех ведь могут быть желания и нежелания. Даже у самой последней бактерии…
И Тоська сразу с ним согласился. Не то что мама.
— А выговор за это не бывает, — сказал Вова. — Просто напишут: «Отправить из лагеря за плохое поведение».
Когда приехали наконец в лагерь, заняли кровати и разложили зубные щётки и мыльницы, Вова подмигнул Тоське и вдруг как кинет свою подушку на середину постели. Тоська в долгу не остался: задрал угол одеяла и поставил один ботинок на тумбочку.
Тогда Вова сделал из своей подушки наполеоновскую треуголку, тоже смял одеяло, и они, очень довольные собой, вышли из палаты.
С этого дня они старались всё делать не так: два раза опоздали на линейку, при всех расхаживали по клумбе, а Вова один раз ответил старшей вожатой: «Ну и пусть, не всё равно!» Когда все пели песни, они визжали и путали слова, а на замечания говорили, что нет слуха. На лагерной спартакиаде Тоська нарочно пробежал последним стометровку, а Вова сбил планку во время прыжков в высоту на самой нижней отметке. Когда пошли купаться, он сделал вид, что тонет, — стал кричать, бить по воде кулаками и булькать. Он так хорошо притворился, что инструктор по плаванию перепугался и вытащил его за волосы. Было очень больно, и Вова кричал уже по-настоящему — боялся, что все волосы выдерут.
