Кант: биография - [76]

Мы пересоздаем себя в соответствии с максимами. Кант в этом смысле дальше отстоит от Руссо, считавшего, что добродетель – это дар природы, и ближе к Юму, считавшему, что нужно «взращивать» присущий нам интерес к нравственности[605]. Для Канта добродетель рукотворна, а не естественна. Нам следует создавать себя заново из материала нашей прежней жизни – по крайней мере, он так предлагал. Теория «нового человека» Канта может звучать по-христиански, но в ней присутствуют и идеи стоиков. Действительно, победа человека с характером над колебаниями чувств и страстей, понимание, что благодаря моральному закону человек обладает достоинством и поднимается несравнимо выше животных, умение владеть собой при помощи максим – все эти аспекты кантовского взгляда на характер приближают его скорее к дохристианским философам, нежели к пиетистам[606]. Даже платонический идеал «рассудительно – го и спокойного нрава человека, который никогда не выходит из себя», ближе к точке зрения Канта, чем взгляды современных ему христиан[607].

Новый Иммануил Кант, появившийся после 1764 года, отличался и в других отношениях. И снова это было вызвано максимами. В редких автобиографических заметках Кант говорит нам:

Из-за плоской и узкой груди, затрудняющей работу сердца и легких, я был предрасположен к ипохондрии, которая в юности граничила с отвращением к жизни. Однако понимание того, что это гнетущее чувство вызывается чисто механической причиной и что устранить его нельзя, помогло мне не обращать на него внимания и, несмотря на стеснение в груди, оставаться спокойным и веселым… [608]

Это очень похоже на описание легкой формы стенокардии (боли в груди, возникающей из-за того, что сердечная мышца получает недостаточно кислорода). Поскольку это состояние впервые было точно описано лондонским врачом Уильямом Геберденом в 1768 году, можно предположить, что по крайней мере описание этого заболевания восходит примерно к 1768 году, хотя Кант мог смотреть на него похожим образом и раньше.

По мнению Канта, чтобы избегать ипохондрических состояний, следует заниматься «повседневными делами» (Tagesordnung) и сосредоточиться на своих обязанностях. Максима состоит в том, чтобы фокусироваться на других вещах, в особенности на философских проблемах, и это, он уверен, поможет преодолеть состояние тревоги, жертвой которого в противном случае может стать человек. Порядок – источник душевного здоровья. Жизнь в соответствии с максимами не только делает нас добродетельными, но имеет и другие преимущества[609].

И хотя история этой болезни восходит еще к античности, ипохондрия была особенно модной болезнью в XVIII веке – последний писк моды среди интеллектуалов[610]. На протяжении «большей части своей истории она была связана с меланхолией, которая, будучи одной из четырех склонностей личности, считалась обычным типом темперамента»[611]. Роберт Бёртон в своей знаменитой книге «Анатомия меланхолии» 1621 года различает разные типы меланхолии, и «гипохондрическая меланхолия» – всего лишь один из типов. Он утверждает, что ее источники – «кишечник, печень, селезенка или еще пленка, называемая брыжеечной», и она называется также «меланхолией, вызванной ветрами, ее-то Лауренций как раз и подразделяет на три подвида в зависимости от названных выше трех органов – гепатитной, селезеночной или желчной и брыжеечной»[612]. Труд Бёртона был, очевидно, одной из любимых книг Гамана, и Кант, вероятно, тоже о нем знал. По крайней мере, «ипохондрические ветры» из «Грез духовидца» и статьи «Опыт о болезнях головы» говорят о том, что он был знаком с этим понятием. К концу XVIII века ипохондрия стала одним из самых обычных расстройств, поражающих людей любой социальной страты[613]. Неудивительно, что Кант считал, что тоже от нее страдает. И он был не один, поскольку Гаман и Краус тоже признавались в ипохондрии.

Джеймс Босуэлл и Сэмюэл Джонсон тоже от нее страдали. Действительно, совет Джонсона Босуэллу похож на совет Канта самому себе: «постоянно занимать свой ум, много упражняться, жить умеренно, особенно стараться не выпивать по вечерам». Ипохондрия могла быть и просто воображаемой болезнью, но зачастую вовсе таковой не была. Неверно было бы считать ее лишь заболеванием ума. Кант тоже так считал. Да, ипохондрия имеет дело с фантазией и во многом основана на причудах больного, но это злой «недуг, который, где бы ни находилось его главное место, блуждает, вероятно, по его нервной ткани в разных частях его тела. <…> этот недуг стягивает своего рода меланхолический туман преимущественно вокруг местонахождения души», вот почему пациент находит симптомы почти всех болезней, о которых он только ни услышит, вот почему он любит говорить о своем нездоровье и читать медицинские книги. И все же в обществе «на него незаметно находит хорошее настроение, и тогда он много смеется, с аппетитом ест и, как правило, имеет вид вполне здорового человека»[614]. Если его вдруг настигает какая-то странная идея, из-за чего он может не к месту рассмеяться в присутствии других, или «если разные мрачные представления возбуждают в нем сильное стремление сделать что-то дурное – стремление, осуществления которого он сам опасается и которое никогда не переходит в действие, то состояние его во многом сходно с состоянием помешанного, хотя большой беды в этом еще нет. Болезнь эта не имеет глубоких корней и, поскольку она касается расположения духа, проходит или сама собой, или благодаря принятым лекарствам»