Кант: биография - [189]
Нет никакого противоречия между кантовским отрицанием права на восстание и его энтузиазмом по поводу Французской революции, или, лучше сказать, сам Кант не видел тут никакого противоречия. Людовик XVI фактически отрекся от престола, когда созвал Генеральные штаты. Так что с юридической точки зрения Французская революция не была восстанием. «Во Франции Национальное учредительное собрание могло изменить конституцию, хотя изначально было созвано лишь для того, чтобы привести в порядок финансы. Ибо его члены были представителями всего народа после того, как король позволил им издавать указы в соответствии с неопределенными полномочиями. До этого король представлял нацию…»[1466]
В третьей части статьи Кант спрашивает, следует ли любить или презирать человеческий род в целом. Его ответ заключается в том, что это зависит от ответа на другой вопрос, а именно есть ли у человеческой расы задатки, которые позволили бы ей постоянно совершенствоваться, или же она обречена на вечное зло. Мендельсон писал, что точка зрения, согласно которой «будто бы в совокупности человечество здесь, на земле, в последовательности времени постоянно движется вперед и совершенствуется», была химерой[1467]. Его позиция была мотивирована, по крайней мере отчасти, иудейскими представлениями о человеческой испорченности. Христианское учение, конечно, еще больше подчеркивало неистребимое зло человеческого существования и невозможность спасения человеческими средствами. Поэтому, если Кант придерживался «иной точки зрения», чем Мендельсон, то он также придерживался точки зрения, совершенно отличной от позиции убежденных христиан, независимо от того, находились они под влиянием розенкрейцерства или нет.
Кант утверждает, что если бы прогресс был невозможен, то испытания и невзгоды каждого человека, стремящегося к добродетели, были бы не чем иным, как фарсом. Это также было бы противно по отношению к моральности мудрого творца и мироправителя[1468].
Таким образом, я осмелюсь допустить, что так как род человеческий постоянно идет вперед в отношении культуры как своей естественной цели, то это подразумевает, что он идет к лучшему и в отношении моральной цели своего существования. Я опираюсь на свой прирожденный долг. так воздействовать на потомство, чтобы оно становилось все лучше и лучше. и чтобы этот долг мог таким образом правомерно предаваться по наследству от одного звена поколения к другому. И как бы я ни был и как бы ни должен был оставаться неуверенным, действительно ли следует роду человеческому надеяться на лучшее, это не может причинить вред ни максиме, ни, стало быть, необходимому с практической точки зрения предположению ее, что лучшее возможно[1469].
Постоянное продвижение к лучшему, уверяет Кант читателей, в конечном счете заставит государства «перейти, хотя бы и против своей воли, к всемирно-гражданскому устройству»[1470]. Хотя некоторые могли бы отвергнуть эту теорию как непрактичную, Кант заявляет, что имеет «доверие к теории, которая исходит из правового принципа, указывающего, каково должно быть отношение между людьми и государствами». Эта теория имеет больший авторитет, чем любой из «земных богов», находящихся у власти. В конечном счете им придется этому авторитету подчиниться. Кант занимает, таким образом, особую позицию. Он отвергает право на восстание, которое некоторые из его последователей защищали на основе его собственных теорий, но и выступает против консерватизма в политике. Тем самым статья имела отношение к обсуждению Эдмундом Бёрком Французской революции и ее достоинств. На заднем плане вырисовываются «Размышления о революции во Франции» 1790 года, переведенные на немецкий язык в 1791 и 1793 годах. Но прежде всего Кант чувствовал необходимость прояснить собственную позицию, поскольку у кантианцев различных убеждений были свои взгляды на то, что какие следствия его теория имела для вопроса о революции[1471].
Статья также имела отношение к спору Канта с цензорами в Берлине. Это был его способ обратиться к Фридриху Вильгельму II как к одному из «земных богов». Может быть, он и не ожидал ответа от короля, но получил его очень скоро. В то время как более консервативные мыслители в Германии, особенно Август Вильгельм Реберг (1757–1836) и Фридрих Генц, сочли необходимым ответить Канту публично, король, как мы увидим, ответил особым приказом[1472].
В этот период Кант нашел время и для работы над другим проектом, а именно над статьей в ответ на вопрос Берлинской академии: «Какие действительные успехи сделала метафизика в Германии со времени Лейбница и Вольфа?»[1473] Кант, по-видимому, начал работать над ней в ноябре 1793 года[1474]. Неясно, намеревался ли он представить ее в Академию. Ясно лишь, что он набросал довольно развернутый ответ на этот вопрос, пытаясь показать, что успехи действительно есть, а именно – его собственная критическая философия. Обращаясь к различению, уже знакомому нам по первой «Критике», он утверждает, что метафизика протекает в три этапа, а именно: догматизм, скептицизм и критицизм чистого разума
