Кант: биография - [109]
После 1780 года именно Краус был ближе всех к Канту среди его коллег. В июне 1780 года неожиданно умер Кристиани, ординарный профессор моральной философии уже в то время, когда Кант был студентом. Кант почти сразу же написал фон Цедлицу, чтобы рекомендовать на эту позицию Крауса. В то же самое время он попросил Гамана написать Краусу в Гёттинген, чтобы его подготовить[866]. Всего через два месяца Гаман писал Гердеру, уже будучи совершенно убежден, что Краус получит пост [867]. Краус «уехал из Гёттингена уже как призванный на профессорскую должность». По пути домой в Кёнигсберг той осенью он получил титул магистра университета Галле. 4 января 1781 года он прибыл в Кёнигсберг «как профессор моральной и политической философии»[868]. Это было крайне важно не только для Крауса, обязанного Канту своей должностью, но и для Канта, который преуспел в том, чтобы поставить на вторую самую важную должность в области философии своего друга и одного из лучших своих студентов[869]. Можно не сомневаться, что он поддерживал Крауса не только из личных, но и из политических соображений. Как пиетисты раньше задавали тон в преподавании философии в университете, следя за тем, чтобы должности получали правильные люди, так и Кант хотел быть уверен, что его взгляды представлены не только им одним. В конце 1780 года, через десять лет после его собственного назначения, он преуспел в том, что было одной из его целей с самого начала.
Еще одним человеком, ставшим важным другом и союзником Канта в те годы, был Шульц, рецензент его инаугурационной диссертации. В 1775 году его назначили дьяконом одной из кёнигсбергских церквей (Altroßgarten). В том же году он стал магистром и доктором философии, а после защитил инаугурационную диссертацию об акустике под названием De geometria acustica seu solius auditus ope exercenda. Одним из оппонентов был Краус. Шульц читал лекции по математике и астрономии. В 1776 году его назначили придворным проповедником в Замковой церкви (Schloßkirche). Хотя его интеллектуальные взгляды были близки взглядам Канта, близко они, кажется, не общались, – в основном посредством переписки, что было несколько необычно.
Общественная жизнь: «Я получил все, чего желал»
Одной из причин, по которой Кант хотел остаться в Кёнигсберге, был круг его друзей и знакомых. Кант чувствовал себя уютно в родном городе. Многие именитые семьи часто звали его на ужины и вечера. Он общался как со знатью при дворе Кейзерлинга и важными купеческими семьями в Кёнигсберге, так и с прусскими офицерами. Он «много лет и без перерывов» посещал Кейзерлингов. Особенно любила Канта графиня, но и граф, кажется, тоже его уважал. Кант познакомился здесь с «благородным образом жизни», который, по словам Крауса, он так хорошо понимал. Его «элегантность» и «деликатное» поведение довольно редко встречались среди ученых. «Кант всегда занимал за столом почетное место рядом с графиней, разве что среди гостей присутствовал совсем мало знакомый человек, которому приходилось из соображений условности предоставить это место»[870]. Астроном и географ Иоганн Бернулли (1744–1807), посетивший Кёнигсберг в 1778 году, писал:
Я обедал у графа Кейзерлинга с ученым, которого Кёнигсбергский университет ценит как одного из своих величайших членов, профессором Кантом. Этот известный философ в общении такой живой и вежливый человек, и у него такой изящный образ жизни, что не ждешь от него такого глубокого пытливого ума. Но его глаза и лицо выдают большой ум, и они действительно замечательно похожи с Д’Аламбером. У этого ученого в Кёнигсберге множество последователей. Это вполне может быть объяснимо тем фактом, что здесь больше метафизиков, чем в других университетах. Он предложил теперь курс, который высоко ценится и имеет своей целью обеспечить студентов правильными понятиями о людях, их поступках и всех многообразных событиях и действиях, которые случаются в человеческой жизни. Разного рода истории и анекдоты придают этим лекциям остроту и делают их еще поучительнее и популярнее. Г-н Кант долгое время не публиковал философских работ, но обещает, что скоро издаст небольшой томик[871].
«Томиком», о котором говорит Бернулли, была, конечно, «Критика». Сам Кант летом 1778 года не имел ни малейшего понятия, какого объема будет эта книга. Возможно, он считал, что все уже имеющиеся наброски могут быть ужаты в относительно короткий текст.
Дружба с Грином тоже повлияла на его решение остаться в Кёнигсберге. Он часто ходил к Грину в гости после обеда. К семидесятым Грин в торговых делах почти полностью полагался на своего партнера Мотерби. Поскольку Мотерби уделял делам больше внимания, чем когда-либо это делал Грин, бизнес тоже приобретал все больший масштаб. Кант и Грин очень сблизились в это время. Говорят, Кант обсуждал с Грином каждое предложение «Критики»
