Каннские хроники. 2006–2016 - [61]

Л. Карахан. Ну о чем ты говоришь? Ханеке, Мунджу и то, чем озабочен Зайдль. Хотя извини – конечно, важная сфера: как на старости лет все-таки не остаться в одиночестве и получать сексуальное удовлетворение. Потом, Африка – еще одна, в общем, нерешенная проблема. Мультикультурный, одним словом, масштаб.

Д. Дондурей. А мне жалко не африканцев, а героиню. Она вызывает сильное сочувствие. А тебе кажется, что Зайдль ее осуждает?

Л. Карахан. Зайдль же не по этой части: осуждает – не осуждает. Он просто показывает. И показывает, безусловно, талантливо. Есть только, мне кажется, какая-то зауженность в его мировосприятии. Проблем много, но он почему-то всегда выбирает те, что ниже пояса. А что касается главной героини, то был бы я воинствующим гуманистом, убил бы. Африканцы ведь рядом с ней – явные жертвы постколониальной эпохи. Она хозяйка над ними. Использует, хотя и с трудом преодолевает некую изначальную брезгливость по отношению к черным.

А. Плахов. Этот фильм является частью трилогии Зайдля, которую мы еще не видели. Все три картины уже сняты, поэтому трудно сказать, где там начало, а где конец. Одна героиня – женщина из фильма «Рай: любовь», вторая – ее сестра, которая попадает в секту, где она должна получить какую-то религиозную терапию. Третья история – о дочери героини, которую мы видим в начале первой картины. Она едет в лагерь для похудания. Фетишизм современного потребительского общества: секс, некая псевдодуховка (я так думаю, хотя еще не видел второй фильм) и мания красоты, идеальной фигуры, тела. Никто так, как Зайдль, не умеет раздеть людей в прямом и переносном смысле. Он уникален, хотя взгляд его действительно несколько заужен.

У него был фильм «Импорт-экспорт»… Последний фильм – фактически тоже «Импорт-экспорт». Своего рода культурный обмен. Конечно, в этом есть доля цинизма, но если отвлечься от него, то, действительно, каждый получает что-то свое: одни – мани-мани, другие – удовольствие, и в конечном счете происходит пусть уродливая, но некая человеческая коммуникация.

Л. Карахан. Теперь это называется «коммуникация»? Самое интересное, что в результате такой коммуникации никто ничего не получает: героиня не получает удовлетворения, негры-жиголо разочарованы в финансовом отношении.

А. Плахов. А процесс идет. У главной героини не все гладко получается, потому что она потоньше устроена, и именно поэтому ей все же сочувствуешь. Она трогательная, смешная, нелепая… А вот другие тетки – они, ее подружки, попроще, и у них очень даже получается. Кроме того, в этой картине у Зайдля довольно силен феминистский акцент: «Почему мужики могут себе позволить ездить по всяким таиландам, а мы – нет?» Не знаю, будем ли мы обсуждать отдельно фильм Томаса Винтерберга «Охота»…

Д. Дондурей. Он вроде такой очевидный…

А. Плахов. Тем не менее. Я хочу обозначить его хотя бы кратко, потому что кое-кто несправедливо списал его по ведомству «кино для домохозяек». Это еще один фильм, в котором прослеживаются манипулятивные процессы современного общества. В данном случае это мания педофилии – тема, которая еще в прошлом году была заявлена в Каннах впрямую.

Д. Дондурей. У нас сегодня это тоже гигантская тема, хотя количество конкретных преступлений не так велико, как проблема, которую интеллигенция, элита, политики, юристы, парламентарии раздули невероятно. Наркотики же так не обсуждают, хотя это миллион умерших за десять лет молодых людей.

Давайте лучше вернемся к Караксу. Я отношу его фильм к важным каннским событиям. Мы вроде бы знаем его творчество. И вдруг такая сильная сюжетная постройка, такой герой, материал, психологически и визуально завораживающий…

А. Плахов. Это абсолютно синефильский фильм в лучшем смысле слова.

И это больше, чем кино: экстатическая поэма, барочная опера, модернистский балет, компьютерная игра… – все на свете. Такой блеск фантазии, таланта, юмора, при том что это трагический фильм, – просто невероятно. Я не ожидал от Каракса такой живучести, учитывая, что он очень трудно работает, что он уже давно в кризисе, его почти списали с корабля современности – и теперь приходится стыдиться за это. Постмодернистский фрик, возникший в 1980-е годы, в эпоху так называемого «нового барокко». Казалось, время всего этого безвозвратно прошло, и вдруг оно оживает. Какой-то удивительный артефакт.

Кадр из фильма «Рай: любовь» (реж. У. Зайдль; 2012)

Кадр из фильма «Охота» (реж. Т. Винтерберг; 2012)

Каракс пережил страшную трагедию – смерть своей гражданской жены Кати Голубевой. Без знания этого контекста фильм вообще нельзя воспринять во всем его объеме. Например, вся эта история на крыше заброшенного универмага «Самаритен», откуда бросается стюардесса, падая прямо к Новому мосту, где Каракс снимал «Любовников с Понт-Нёф». Тень Жюльетт Бинош, прежней музы Каракса, которая тоже там чуть не погибла – на лыжах в ледяной воде Сены. Он же такой, Каракс, он может угробить любого, включая самого себя. С Катей – это отдельная история, очень драматическая, я знаю много подробностей, просто не имею права рассказывать. Но ясно, что без этого всего не было бы фильма. Каракс начал его снимать раньше, но смерть его музы и подруги придала картине невероятную пронзительность. Фильм посвящен Кате, и в нем появляется их дочь Настя Голубева-Каракс. По существу, это фильм, который должен был получиться устаревшим, напыщенным, нелепым. Но странным образом он получился просто прекрасным. Все его компоненты причудливо соединились, причем не надо искать никакой логики, стройного замысла, это кино само к тебе приходит – эмоционально трогает и визуально восхищает. Потом его хочется подробно описывать по кадрам и анализировать, но для этого, конечно, надо смотреть не один раз, настолько там все перенасыщено.