Каннские хроники. 2006–2016 - [63]

Д. Дондурей. Фильм, конечно, очень сложный для восприятия.

Л. Карахан. Но интересно нащупывать эстетический код. Он, мне кажется, чрезвычайно современен. Сегодня мы уже не можем ухватить суть времени – сюжеты распадаются, и мы путаемся в контекстах, удается разве только напряженно следить за происходящим, за тем, как повествовательные контексты все время смещаются по отношению друг к другу. Истории раздваиваются, растраиваются, а не настраиваются на определенную повествовательную волну. Кажется, нет места классическому американскому нарративу, даже в американском кино. Такое ощущение создается, по крайней мере, когда смотришь те американские фильмы, которые были включены в нынешний конкурс. Повествовательные новации в кино, возможно, приобретают глобальный масштаб.

А. Плахов. Кстати, Рейгадас получил свой приз в Каннах во многом благодаря усилиям Андреи Арнольд. Моретти дал это понять на фестивальной пресс-конференции. Она сама делает подобные картины. Возьмите ее последний фильм «Грозовой перевал». Почти полностью снят сюжетный слой классического романа, и на фоне пейзажей идет внесюжетное повествование, структура фильма формируется через игру визуальных мотивов.

Но на всякое действие есть противодействие. Если говорить о конкурсной картине Сергея Лозницы «В тумане», то тут как раз обратный случай. Это, конечно, авторское кино, в нем тоже есть живописный импрессионизм (оператор – опять Олег Муту), но при этом оно очень жестко сконструировано, может, даже слишком жестко. Его в этом смысле можно приблизить скорее к Ханеке, чем к Рейгадасу или Караксу, потому что мы видим конструкцию, продуманную буквально во всех деталях, при этом достаточно живую, не замороженную. Внешне все похоже на советское кино – и тематически, и образно; подобные персонажи и моральные дилеммы уже были, даже Быкова экранизировали в свое время, но все-таки это нечто иное. Чувствуется, что кино Лозницы создано в другое время, человеком другой формации и даже культуры. Не советской, а европейской культуры. Очень много перемешалось разного рода влияний в личном опыте автора.

И в ритмике, и в изобразительном решении Лозница предстает художником третьего тысячелетия. Именно поэтому фильм нормально вписался в контекст фестиваля. Хотя сама тема – война, Белоруссия, партизанское движение – все-таки далека от того, о чем мы говорили.

Кадр из фильма «После мрака свет» (реж. К. Рейгадас; 2012)

Кадр из фильма «В тумане» (реж. С. Лозница; 2012)

Д. Дондурей. А как с молодыми, с новым поколением режиссуры? Не кажется ли вам, что совсем мало было в этом году дебютов, новых имен?

А. Плахов. Да их совсем не было.

Л. Карахан. В конкурсе – ни одного.

Д. Дондурей. А вот молодой духом Ален Рене есть. Сколько ему?

А. Плахов. Девяносто в июне…

Д. Дондурей. Ханеке тоже уже семьдесят. Где тридцатилетние?

А. Плахов. Лозница считается молодым, но ему скоро уже сорок восемь.

Д. Дондурей. Что же происходит?

А. Плахов. Это то, о чем я говорил, когда речь шла о политике Фремо. Все-таки в 1990-е годы, пусть в основном из Америки, но мы зафиксировали приток действительно новых имен. Тогда еще молодым был Триер, сравнительно молодыми Дарденны, Дюмон. Тарантино, в конце концов. А что в нулевые? Ну хорошо, вот Апичатпонг – я, правда, не знаю, сколько ему лет… Ну, Мунджу…

Л. Карахан. А может, просто год был такой – неурожайный?..

Возвращение реальности. Канны-2013

Даниил Дондурей,

Лев Карахан,

Андрей Плахов

Д. Дондурей. Важная цель наших ежегодных бесед – посмотреть межфильмовые связи, сквозные темы, смысловые и стилевые рифмы – это важно для тех наших читателей, кто не был в Каннах. Не видел конкурсную коллекцию в целом. В прошлом году все «вдруг» обратили внимание на две гипертемы: любовь и смерть.

Михаэль Ханеке в фильме «Любовь» обозначил их, а остальные продолжили рефлексии. Мы об этом подробно говорили и с концептуальной, и с прагматической позиции, обвиняли друг друга в романтизме, что было забавно, но интересно. А вот что радикального вы увидели в художественных высказываниях этого года?

Мне кажется, важной темой стала гигантская сфера отношений, которая всегда присутствовала в кинематографе, но сейчас в силу каких-то причин оказалась особенно значимой, – это реабилитация, в самом широком философском, интеллектуальном, психологическом и каком угодно смысле, тела и всего, что с этим связано, секса в первую очередь. Снятие табу с этой проблематики. Расчет с многовековым представлением, что тело – это нечто низкое, а духовное – высокое. Слом забетонированной иерархии среди прочего. И не только, конечно, в фильме «Жизнь Адель» Абделатифа Кешиша, который получил «Золотую пальмовую ветвь».

Эта проблематика появляется и у Джима Джармуша, у Амата Эскаланте, у Цзя Чжанкэ, у Стивена Содерберга… Расширение самих способов осмысления зон, связанных с, казалось бы, физиологическим миром, отказ от запретов, некогда обозначенных культурой как нечто бездуховное, опустошающее, экстремальное. И вот здесь, сейчас эта сфера объявлена серьезной и значимой. В Каннах представлены новые ареалы освоения жизни художниками. Хотя была и традиционная каннская тема – явные и невидимые демоны, уничтожающие современную буржуазную семью.