Каникулы на колесах - [34]

Шрифт
Интервал

Мелькали села: здесь и там
Стада бродили по лугам.

Я дочитал строфу, глянул вокруг, да так и присел. Тут только меня осенило: да ведь все это о том, что у меня сейчас прямо перед глазами стоит! Вот же и луга, и нивы, а вон, как нарочно, и стадо бредет… А вот и господский дом над самой Соротью-речкой. Все как есть точнехонько! Вот, значит, откуда Пушкин взял свой пейзаж к Онегину…

— Просто обалдение какое-то на меня тогда нашло, — досказал я Наташке о своих ощущениях в тот памятный день. — Словно на машине времени перенесся в прошлый век. Все экскурсанты дальше ушли, а я стою один-одинешенек, ни души вокруг. Одни мохнатые ели меня обступили. После мне рассказали: понадобилось электрофицировать усадьбу Пушкина, так подземный кабель уложили, чтоб столбами не нарушать панораму пушкинских времен.

Наташка помолчала. Потом глубоко вздохнула.

— Счастливый ты, Алик. Сколько уже всего повидал, в Москве живешь. И родители у тебя замечательные: веселые, добрые.

А я подумал, что живи Наташка не в Мурманске, а в Москве, мы бы с ней наверняка крепко подружились. Хорошая она девчонка.

— А вот за границу ты когда-нибудь ездил? — неожиданно спросила меня Наташка.

Я много перечитал книг и журналов о разных странах, много видел фотографий и кинофильмов, и вполне мог бы втереть Наташке очки. Но почему-то мне не захотелось ее обманывать, и я честно признался:

— Пока еще нет. Но границу СССР видел. И иностранное государство за нею — тоже.

— Это где же? Как?

— Очень просто, — пояснил я. — Мы тогда по Закарпатью путешествовали, вдоль Прута ехали. А рядом, рукой подать, вдоль пограничной полосы патруль идет — трое в зеленых фуражках, с автоматами, овчаркой. За рекой — зеленые холмы, беленькие домики, стадо пасется; это уже Румыния.

Прогулки при луне

Раньше сразу же после ужина я первым нырял в машину и заползал под одеяло. А утром вставал позже всех. Но теперь со мной происходило что-то непонятное. Наташке уже не приходилось больше щекотать меня или обрызгивать холодной водой. Я просыпался сам, часто раньше дедушки. А по вечерам мы подолгу гуляли о Наташкой на пляже, купались.

На западе над горизонтом дрожало зарево большого города и порта. По шоссе с приглушенным однотонным жужжаньем проносились яркие светлячки — движение транспорта тут не прекращалось круглые сутки. Лунный серпик — ни дать ни взять, долька спелой желтой дыньки — не торопясь, плыл посреди прозрачных тонких облаков, отражаясь в воде мерцающими бликами. Море лизало плоский берег и тут же с шорохом откатывалось обратно. В воздухе слабо пахло рыбой, иодистыми водорослями, со степи наносило аромат сухой полыни. А мы все говорили и говорили.

О чем? Обо всем на свете. Скажи мне кто-нибудь раньше, что я буду вот так часами ходить по пляжу с девчонкой и разговаривать с нею, я бы ни за что не поверил. О чем можно столько времени болтать? А с Наташкой мне никогда не было скучно. Я с одинаковым удовольствием и сам рассказывал, и ее слушал.

— С нами однажды прямо-таки кошмарный случай приключился, — рассказывала Наташка, сорвав сухую былинку и покусывая ее крепкими белыми зубами, смутно сиявшими даже в полутьме. — Утром дождик начался, мы заторопились, кое-как пошвыряли все вещи наспех в «Победу» и тронулись со стоянки. На крыше один толстый лист фанеры остался. Он нам в багажнике днищем служил. Тяжелый, мокрый, кто мог подумать, что его ветром поднимет. А оно так и получилось. Чуть за восемьдесят перевалили, ветер вырвал фанеру и швырнул ее как диск. Я сзади сидела, все до капельки в окошко видела. За нами следом мотоциклист мчался, И этот лист, — а в нем, наверное, с полпуда было! — так и просвистел у него над самой головой… Перепугались мы ужасно. Папа затормозил, остановился на обочине, вижу — у него руки трясутся. И мотоциклист побелел, заикается: «Вы что ж это, товарищи, делаете? Разве так можно?»

— Поневоле заикаться начнешь, — сочувственно отозвался я.

— Точно. Ну, извинились, конечно, как могли, перед человеком, — а что еще тут сделаешь? — навалили на эту проклятую фанеру тяжелый чемодан, прихватили его крест-на-крест веревкой. С тех пор урок — ничего не возить на крыше без надежной увязки. Подумать только, чуть человека не убили!

— Да, в дороге нет пустяков. Иногда одна минута все решает. Да что там — минута! Несколько секунд! Не забыть, как мы однажды ехали в Тольятти и на проселке дедушка пошел на обгон грузовика. Впереди — никого, дорога прямая, открытая, ни единого знака или перекрестка. И что ж ты думаешь? Только мы подобрались к грузовику на приличной скорости, как он вдруг начал поворот влево… Не включив мигалку, без всякого предупреждения! Там какой-то местный поворот на колхозное поле оказался. Я даже вскрикнуть не успел. Спасли тормоза и мгновенная реакция дедушки. А иначе этот грузовик с землей бы нас смешал. Главное — свернуть некуда, кювет метровой глубины.

— Надо же! — потрясенно покачала головой Наташка.

Наверное, она очень живо представила себе ловушку, в которую мы чуть было не угодили. Вообще слушать она умела. По всему видно было, что ей по-настоящему интересно все, что я ей рассказываю. — Ну, а на автозаводе вы побывали, его конвейер видели?


Еще от автора Вячеслав Васильевич Тычинин
Год жизни

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Трое из океана

В.В.Тычинин знаком читателю как автор двух крупных романов — «Большая Сибирь» (1952) и «Год жизни» (1958), сборника рассказов для детей «Отважные мальчишки» (1960) и ряда очерков. В жанре приключенческой повести выступает впервые. Повесть «Трое из океана» рассказывает о сложной работе советских людей, стоящих на страже безопасности Родины, о простых советских гражданах, которые помогают обезвредить опасных шпионов.


Птичий перевал

Вся жизнь семьи Блинчиковых была связана с железной дорогой. Отец Даньки - главного героя книги, погиб, когда взорвал паровоз своего бронепоезда вместе с полусотней окруживших его фашистов. Остался Данька с матерью да сестренкой, еще меньше его. Все мальчишки того времени мечтали совершить какой нибудь подвиг и думали, что для этого надо обязательно стать летчиком или моряком. Но, как оказалось, не это делает героя героем. Герой - это тот, кто в казалось бы безвыходной ситуации, принимает единственно верное решение, при этом не думая о том, что это опасно для собственной жизни.


Рекомендуем почитать
Заколдованная школа. Непоседа Лайош

Две маленькие веселые повести, посвященные современной жизни венгерской детворы. Повесть «Непоседа Лайош» удостоена Международной литературной премии социалистических стран имени М. Горького.


Война у Титова пруда

О соперничестве ребят с Первомайской улицы и Слободкой за Титов пруд.


Федоскины каникулы

Повесть «Федоскины каникулы» рассказывает о белорусской деревне, о труде лесовода, о подростках, приобщающихся к работе взрослых.


Вовка с ничейной полосы

Рассказы о нелегкой жизни детей в годы Великой Отечественной войны, об их помощи нашим воинам.Содержание:«Однофамильцы»«Вовка с ничейной полосы»«Федька хочет быть летчиком»«Фабричная труба».


Трудно быть другом

Сборник состоит из двух повестей – «Маленький человек в большом доме» и «Трудно быть другом». В них автор говорит с читателем на непростые темы: о преодолении комплексов, связанных с врожденным физическим недостатком, о наркотиках, проблемах с мигрантами и скинхедами, о трудностях взросления, черствости и человечности. Но несмотря на неблагополучные семейные и социальные ситуации, в которые попадают герои-подростки, в повестях нет безысходности: всегда находится тот, кто готов помочь.Для старшего школьного возраста.


Том 6. Бартош-Гловацкий. Повести о детях. Рассказы. Воспоминания

В 6-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли пьеса об участнике восстания Костюшко 1794 года Бартоше Гловацком, малая проза, публицистика и воспоминания писательницы.СОДЕРЖАНИЕ:БАРТОШ-ГЛОВАЦКИЙ(пьеса).Повести о детях - ВЕРБЫ И МОСТОВАЯ.  - КОМНАТА НА ЧЕРДАКЕ.Рассказы - НА РАССВЕТЕ. - В ХАТЕ. - ВСТРЕЧА. - БАРВИНОК. - ДЕЗЕРТИР.СТРАНИЦЫ ПРОШЛОГОДневник писателя - ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ТУРЬЕ. - СОЛНЕЧНАЯ ЗЕМЛЯ. - МАЛЬВЫ.ИЗ ГОДА В ГОД (статьи и речи).[1]I. На освобожденной земле (статьи 1939–1940 гг.). - На Восток! - Три дня. - Самое большое впечатление. - Мои встречи. - Родина растет. - Литовская делегация. - Знамя. - Взошло солнце. - Первый колхоз. - Перемены. - Путь к новым дням.II.