Канцлер. История жизни Ангелы Меркель - [82]

Весной 2019 года мать Меркель, Герлинда Каснер, скончалась в возрасте девяноста лет. (Отец, Хорст Каснер, умер в возрасте восьмидесяти пяти лет восьмью годами ранее.) Как и ожидалось, Меркель переживала потерю втайне ото всех. Она даже не взяла выходной, чтобы погоревать. Тем не менее мать, которая никогда не давала интервью и не говорила открыто о своей дочери, сыграла важную роль в становлении Ангелы. Именно Герлинде, которая стольким пожертвовала, чтобы перебраться вместе с супругом на Восток, которой запретили преподавать английский язык в советской зоне — именно ей юная Ангела после уроков жаловалась на то, как угнетает её жизнь в Восточной Германии. Они так и не удосужились отведать устриц в отеле «Кемпински», хотя обещали друг другу сделать это, едва рухнет стена, однако Герлинда Каснер прожила достаточно долго, чтобы четыре раза увидеть, как её первеница даёт присягу в качестве канцлера объединённой Германии. Её мать была активным членом темплинского представительства Социал-демократической партии и никогда не голосовала за дочь, однако они были очень близки. С её смертью Ангела потеряла одного из очень немногих людей, которым могла доверить что угодно.

Два месяца спустя Меркель отправилась в массачусетский Кембридж, чтобы произнести речь на выпускном в Гарвардском университете. Там Меркель села рядом с президентом университета Лоуренсом Бэкоу и поведала о своей потере. «Было видно, что она до сих пор глубоко переживает смерть матери», — рассказывал он. Конечно, она переживала. Стоит отметить, что Ангеле Меркель было проще поделиться горем с незнакомым человеком в чужой обстановке, нежели в Германии, где, как она знала, все взгляды устремлены на неё.

В тот день в Кембридже стояла безоблачная погода, и Меркель увидела ту самую Америку, которой всегда восхищалась. «Когда канцлер прибыла в Гарвард, атмосфера в Гарвард-Ярде напомнила мне о временах, когда речь читал Нельсон Мандела, — рассказывал Стивен Гринблатт, историк и шекспировед. — Когда она появилась, мы сразу ощутили: перед нами историческая фигура с большим моральным мужеством, наша последняя надежда на образ жизни, дальнейшее существование которого, похоже, под угрозой. Студенты, судя по всему, осознали: они и сами готовы бороться за то, что пытается уберечь Меркель».

Изумлённая почти средневековой пышностью выпускного Гарварда — преподаватели в ярких мантиях, тысячи студентов, родителей и поколения выпускников, собравшихся, чтобы радостно пообщаться, — Меркель выглядела до непривычного великолепно в красно-чёрном шёлковом облачении. Оглядев оживлённых, с сияющими взглядами выпускников, у которых вся жизнь была впереди, она улыбнулась как никогда широко. Маргарет Ван, дочь китайских иммигрантов и самый молодой в истории президент Ассоциации выпускников Гарвардского университета, представила канцлерин как лидера Европы, упомянув о её содействии в вопросах разрешения однополых браков, принятия первого закона о минимальной заработной плате в Германии и предоставления убежища более чем миллиону беженцев. Аудитория вскочила на ноги ещё до того, как Меркель начала говорить. «Начнём же!» — оживлённо прервала она происходящее: ей никогда не нравились слишком долгие овации.

Выступая с той же трибуны, с которой в 1947 году государственный секретарь Джордж Маршалл объявил о том, что на поддержку разрушенной экономики Западной Европы и стабилизацию её демократических государств в условиях расширения влияния Москвы будет выделено 17 миллиардов долларов, Меркель в очередной раз вспоминала об исторической важности подобных моментов. Канцлерин дала самый решительный ответ на опасные настроения в Белом доме. «То, что казалось вечным и неизменным, может измениться, — предупреждала она. — Мы должны думать и действовать на глобальном, а не национальном уровне. Вместе, а не поодиночке… Ничего не принимать как должное. Никто не гарантирует, что не будет происходить нарушений свободы личности. И никто не гарантирует нам демократии, спокойствия и процветания. — Обращаясь непосредственно к выпускникам, она призывала: — Твёрдо придерживайтесь своих ценностей, а не прихотей… Не торопитесь. Помолчите. Подумайте». Такой подход к принятию решений Меркель всегда использовала сама.

Осознавая, что с этой платформы её услышит и Вашингтон, она погрузилась в актуальную политику: «Протекционизм и торговые конфликты ставят под угрозу свободную мировую торговлю и основы нашего процветания, а деятельность людей приводит к изменениям климата и, как итог, повышению температуры. Действуя в одиночку, мы не добьёмся успеха. Не стройте стены. Разрушайте их. Ложь не следует называть правдой, а истину — ложью», — заключила она, и уже в который раз аудитория вскочила на ноги и зааплодировала заявлению, которое в обычные времена показалось бы само собой разумеющимся. Однако времена, судя по всему, были необычные.

Меркель, возможно, и против демагогии, однако она не могла не восхищаться тем, с каким восторгом её приняли в Гарвард-Ярде. Она дотошная, в высшей степени недоверчивая и зачастую до прискорбного осторожная, однако при этом всё же человек. После насмешек, которыми бросались в её сторону некоторые из обиженных немцев, радостные возгласы на чужой земле, несомненно, казались вдвойне приятными. И в успехе её речи не было никакого чуда — она не стала внезапно ослепительным публичным оратором на уровне Обамы. Однако для аудитории Меркель была воплощением ценностей, которых та желала придерживаться на собственном пути. И не было ярче тому подтверждения, чем отклик аудитории на выступление канцлерин. Студенты поддерживали призыв Меркель уважать окружающих и отличать факты от сказок, в то время как весь мир забывал, как делать и то, и другое. И да, они аплодировали выступившей женщине за то, что она поддерживала ценности, находящиеся под угрозой исчезновения.