Канатоходец - [16]
Адрес простой – Сиреневый бульвар, первый дом, первая парадная, первая квартира. Я нажал на кнопку. Дверь открыла мать, пахнуло бомжатиной.
– Здравствуйте, Эдик дома?
– Он здесь не живет, ребята.
У нее, наверное, троилось в глазах, бухая в хлам.
– Извините.
– А что?
– Ничего, спасибо.
И я пошагал сквозь метель с пакетом набитым водкой и закуской. Остановился передохнуть на крыльце какого-то учреждения. В окне у самого входа горел свет, табличка "Детская поликлиника", я толкнул дверь и вошел в холл. Опустевший гардероб, регистратура, утопающий во тьме коридор, женские голоса. Спрятался за колонну, женщины прошли мимо.
– Ты на двадцать шестой?
– Не, к сестре поеду, в обед звонила.
Хлопнули двери, лязгнул ключ, и я остался один. Один ли? Может, в каком-нибудь кабинете сидит сторож и читает книгу. Прислушался – капает где-то вода, трамвай проехал, бикнула машина. На цыпочках поднялся на второй этаж, сел на кожаный диван. Луна в окне, столики вдоль стены пеленать самых маленьких, фикус, куклы на подоконнике. Ночь и тишина в детском мире.
Разбудила уборщица, включила радио, открыла все краны в туалете, вода полилась в ведра, зазвонил телефон в регистратуре. Я спокойно вышел на улицу. Надо было где-то посмотреть на себя в зеркало, совершить несколько глотков, закусить…
У вагона проводник проверил мой билет и паспорт, проводил в купе. Три попутчика со мной "челноки", всю дорогу я не вылезал из-под простыни лежал носом к стене на своей верхней полке.
Брест, пограничный контроль. Автоматчики, офицер смотрит в паспорт, на меня. И еще раз в паспорт, мне в глаза.
– Счастливого пути.
Они пошли дальше. "Челноки" тоже вышли, им на электричку, так дешевле. Кто-то веселый вместо них со мной до Варшавы. Смех и шепот. Вагоны долго переобували на узкоколейные рельсы…
Меня потрясли за штанину, две девчонки смотрели снизу.
– Вы не откроете нам Шампанское?
– Чего?
– Без десяти двенадцать.
– И что?
– Новый год же!
– А, – я слез на пол, нашел ботинки, – минутку, ладно?
Тут поезд свистнул, дернулся и мы поехали. По вагону уже шлялись пьяные, хохотали на иностранном языке. В туалете я открыл окно, замер. Грандиозное зрелище – вспаханная полоса вдоль великой реки. Лай собак, прожектора, везде колючая проволока и солдаты – государственная граница. Мост кончился, Европа. И я прошептал звездам.
– Спасибо Тебе, спасибо, спасибо…»
Когда переписывал, не было никаких эмоций, даже думал совсем о другом, чисто механически выводя буквы, знаки препинания. А когда прочитал готовый текст целиком, я пожал плечами, плечи так и застыли на уровне ушей. С трудом возвращаюсь в реальность. Неизвестные люди их поступки четко и образно. Кто они Рите? Сериалы по телевизору? Ее поколение не знает что это такое. Книг таких нет, я бы знал, сам люблю читать. Остался еще один блокнот.
Снова рисунки, более сдержанные и талантливее, что ли. Несколько портретов. Хороший художник умеет вырисовывать черты лица присущие индивиду, скошенная бровь, разница симметрии глаз, у каждого свое. Один чего-то говорит, другому не нравится. Ишь ты. Третий смеется. Куртки пузырем, широкие штаны. И только эти несколько человек на улицах, будто в мире больше никого нет. Пролистал дальше, больше половины чистые листы.
Я открыл форточки, скульптуры из табачного дыма над столом вздрогнули, превратились в слоистый туман. Пока сидел тут в прокуренной тишине, началась зима, снег падал густо, пеленая все, что шевелится, едет, стоит на месте.
Вчера звонили в дверь или позавчера, скорее всего, приходили с работы. Может быть, наверное, плевать. Нашел зимние вещи – ботинки, куртку и шапку…
Люди, люди, люди в любую погоду. Я и забыл что это – блевань. Я вас прощаю, люди. Родная витрина, там все стабильно, тетки наши сидят, на кнопки давят. Про меня, наверное, уже забыли, подумаешь, еще один обыкновенный грузчик. Ну, точно, вижу – толстый узбек носится, веселый, счастливый такой.
Ноги сами привели в «Атлантиду», народу мало, из окна видна остановка, где все и произошло. Риткины деньги не фальшивые, буфетчик спокойно отсчитал мне сдачу с крупной купюры.
На секунду замер о, эта мистическая секунда, последнее мгновение перед первым глотком, через минуту я буду неподвижен и мудр. Скрипит ящик кассы, монеты клюют фарфоровое блюдце, шуршат рукава…
А мне понравилась эта пальба – беготня из Риткиных блокнотов. Еще понравилось писать в строчку, складывать из слов абзацы, хоть и чужие мысли, но люди за вензелями моих каракуль, в белом космосе бумаги, уже мои, я Бог им и судья. Хочется улыбаться и кивать башкой. Здравствуйте, я автор бестселлера, вот, получил гонорар, строка летит, карман опух от денег. Когда есть деньги ничего не страшно.
Не люблю пить в шалманах, еще один фужер точно припечатает к стулу, глаза прилипнут к телевизору на стене, и очень тяжело будет вставать. Обычно бухаю на ходу, прямо из горла. Если надо добавляю в каком-нибудь магазине прямо на подоконнике, места знаю. Да, пора. Бутылку в карман и на воздух.
Та самая остановка, здесь все началось. За углом ее машина, вот третий или четвертый сугроб. Знакомый автомобиль был очищен от снега, дверь приоткрыта. Я же тогда ее не закрыл, убежал, испугался милиционеров. За рулем сидел сумасшедший дядя Риты, я едва его разглядел, машину снова засыпало снегом, дворники не работали, ведь в баке совсем нет бензина. Представил, как он роется в бардачке, ищет деньги и блокноты, а там всего лишь крестовая отвертка…
Я снова проваливаюсь в прошлое, а больше ничего не осталось, впереди вряд ли что произойдет. Восьмидесятые, новая музыка из-за «железной стены», рок-клуб, девяностые. Еще все живы и нас так мало на этой планете. Тогда казалось – сдохнуть в сорок лет и хорошо, и хватит. Сборник рассказов про близкие отношения и кровавый веер на стенах… Содержит нецензурную брань.
Сборник рассказов о любви и одиночестве. Пальба, беготня, слезы и сопли. Содержит нецензурную брань.
Что скрывается за мечтами? Что хранит молчание, пока продолжается путь? Что показывает свой оскал, когда приходит время остановиться на грани отчаяния? То, что принято не замечать. То, что рано или поздно начинает кричать совершенно незнакомым голосом. То, что заслуживает внимательного наблюдения, пока оно еще мирно спит где-то в глубине…
Эти рассказы о том, что может произойти с каждым, стоит только осознать одну важную вещь: если в вашей жизни есть страх, не стоит толковать себе, что это лишь детское безумство. Ты узнаешь, почему восьмилетний мальчик так сильно боялся темноты; как девочка стала слышать голос из своего дневника; как школьники пытались подшутить над мертвыми, и как четверо ребят мечтали о лучшей жизни, а получили… то, что получили.
Когда шериф Тауншенд видит на дороге человека с двумя ножами, а рядом с ним труп, дело кажется ему предрешенным. Но подозреваемый отказывается отвечать на вопросы, и нет улик, связывающих его с убийством. Шериф обращается к частному детективу Алексу Рурку за помощью. Таинственная история о безжалостном убийце с леденящим кровь сюжетом.
Человечество считает себя царями природы, даже не задумываясь, какие катаклизмы могут его настичь. Когда свирепая природа атакует целые континенты, близкие друзья, что отмечали свадьбу, решают спасти своих близких, которые волею случая оказались в ловушке и обречены. Но герои решают взять всё в свои руки, понимая, что это может стоить им собственных жизней. Содержит нецензурную брань.
Кира Медведь провела два года в колонии за преступление, которого не совершала. Но сожалела девушка не о несправедливости суда, а лишь о том, что это убийство в действительности совершила не она. Кира сама должна была отомстить за себя! Но роковой выстрел сделала не она. Чудовищные воспоминания неотступно преследовали Киру. Она не представляла, как жить дальше, когда ее неожиданно выпустили на свободу. В мир, где у нее ничего не осталось.
Семь принципов — солнце Империи, ее вдохновение и божество; идеи Первого императора неоспоримы и бесценны, и первая среди них — война: бесконечная, вечная война ради войны. Но времена меняются, и приходит день сложить оружие; этот-то день и ставит Империю перед главным испытанием в ее истории — миром. Содержит нецензурную брань.