Камуфлет - [38]
И как преодолеть эту загогулину — неясно. Да и будь у меня альпинистские причиндалы — всё одно без пользы. Я ведь не Рэмбо-скалолаз. Крандец котёнку.
А может, успею? Сколько там натикало? Двенадцать ноль-ноль. Получится — не получится, а попробовать стоит. Спуститься на обочину — и обойти нехорошее место.
Бег — это серия прыжков с одной ноги на другую. Под гору бежать легко, вот я и на обочине. Подъём теперь плавный, но придётся всё же перейти на шаг.
Продолжаем движение. Справа полотно дорожное, всё круче вверх уходящее. Слева родные просторы, буераками украшенные, мусором заваленные да мочой щедро политые. Изредка попадаются пыльные кустики пожухлой травы. И среди этой красоты — колючая проволока. И в мотках, и обрезками, и клубками крупными. К чему бы это? Ох, неспроста. А впереди что? Кустарник, поперёк обочины. И обрывки колючей проволоки. Кустов немного, по пустоши обойти можно, хотя колючкой там тоже нафаршировано… Ни фига, прорвёмся.
Что опять не так? Завоняло чем-то… Да, трупный запах.
Ходьба — ряд падений с одной ноги на другую. Я падал медленно и неотвратимо.
Стоп! Колючка, колючка, зачем ты здесь? Я замер в позе, законами механики не допустимой — и неизбежно должен приземлиться. Да угляди я даже кобру, к броску готовую. И вдруг замеченная мина не сорвала бы финиш моего шага-падения.
Спина изгибается, трещит хребёт. Но последний шаг — ни за что на свете…
Говорят, за секунду до гибели перед глазами вся жизнь проносится. Было такое со мной? Нет. Змея и мина — вот что вспыхнуло. А что — кобра? Яд подействует не сразу, можно до скамейки рвануть. Москва, центр, надежда на спасение. Да прихватить с собой ядовитую гадину, для медицинской ясности.
Ещё грозит кессонка, но и это не приговор. Глубина небольшая, почти перископная. Однако интеллектуальная добыча при этом теряется. А, плевать…
А если мина? Тоже не самое страшное, даже понять не успею, что умер.
Тело моё извивалось, пытаясь увернуться от участи куда более жуткой. Хрустел, прогибаясь волнами, позвоночник, но равновесие я всё же потерял. Лишь развернулся, чтобы на бок упасть. Только не вперёд. Щёку распорол о проволоку, ерунда.
Вот что меня подстерегало: стальная лента, в тугую пружину взведённая. Зацепишься — считай, заживо в мясорубку попал. А будешь дёргаться, вопьётся ещё глубже и будет рвать, пока не замотает до смерти. Вот гады, колючка-то — лишь для отвода глаз. Ну, сволочи! И Женевская конвенция не указ, что хотят, то и делают. Людей за человеков не считают, мы же не диверсанты вражеские.
Чёрт, зубы дробь выбивают. И вонища эта. Но я везунчик, живой среди живых, хоть и без надежды на спасение. Ни сил, ни времени — дорога недоступна. Эх ты, головушка победная!
Похоже, я зависаю в расщелине между мирами. Увяз, уже не вырваться. Придётся делить вечность с Пилатом, его знаменитой мигренью и верным Мухтаром. Невесёлая компания.
Сам же и виноват. Ведь чуяло сердце, что левая дорога нехорошая. Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал. Музыка? А она тут при чём? Похоже, я угадал ключевое слово. А дальше? Игра «Угадай мелодию»? Нет, позабыл… Но время, время.
Спецсредства? Не жалую эти штуки, к ним так легко привыкнуть. Но сейчас не обойтись.
С чего начать? Активируем Corpus Callosum,[35] и окситоцина[36] побольше.
Сразу вспомнилось, и гадать нечего. Первая симфония Калинникова. Несомненно, нетленка. Попади Василий Сергеевич в нашу Академию — жить и творить ему на полвека дольше, тогда символом русской музыки стал бы он, а не Пётр Ильич.
Итак, «Угадай мелодию» — я выбираю помощь друга. Можно сделать один звонок?
Прямо в десятку! Так идут наши пацаны. Не едут, а идут, летят по дороге — бесшумно, на гиперзвуке. Двое, плечо в плечо, как истребители на параде. И музыка — наша. Но кто же они?
Лиха беда начало! Подключаю биоимаджинговые технологии. Стимулирую передний гипоталамус, выработка эндогенного псилоцибина утраивается.
Однако лиц не различить, шлемы у них чёрные от сгоревшей мошкары.
Усилим звук.
— Костя, Костя! Своих не узнаешь? — голоса знакомые-презнакомые. — Будем через минуту. На дорогу вернись, спиной к нам встанешь — и руки в стороны.
Как это — спиной? А кто чужой вклинится? Все гуру твердят одно и то же. Прикрывай спину, прижимайся к стене. Не давай себя окружить, держи всех врагов в поле зрения. А может, наставники были не те — в каждом учили видеть противника? Потому и не умеем мы в команде.
На прежней дороге, лицом к выгнутой стене — и руки в стороны.
Через секунду жуткая боль пронзает все суставы (вот отчего давно болели плечи!). Громовой удар в барабанные перепонки: догоняющая звуковая волна. Остаётся поджать ноги — и мы несёмся по затяжному подъёму. Гигантский трамплин на форсаже — круто вверх, ещё круче, вертикально вверх, вверх и назад — свободный полёт, петля Нестерова. Какой дурак её мёртвой назвал? Она жизни спасает. Так можно оглянуться, не оборачиваясь.
Небо под ногами не пугает, а вот над головой… Кусок Океана, сжатый в круглом жерле Провала. Он, Океан, не исчезал, всегда был рядом; вон, даже оцепление сняли не полностью.
Этот сюжет я сочинил в девятом классе! Тогда это была повесть, а герой был школьником и его звали Леонид. Повесть называлась «Лёнька и Цезарь». Но через 32 года героя стали звать Иваном и он стал студентом. Идеи не умирают они живут даже через 32 года!
1812 год, Россия. Французская армия вот-вот будет в Москве. Спасая раненого жениха, русского офицера Алексея Рощина, самоотверженная дворянка Ирина Симеонова тайными тропами везет его в свое лесное имение. Благодарный за спасение, Рощин надевает страстно обнимающей его девушке фамильное кольцо. Но что это? Под рогожей с офицером оказалась не Ирина, а незнакомка, назвавшаяся кузиной Жюли… Конфуз. Правда, Жюли невероятно бойка, ее острый язычок и смелость помогают беглецам уйти от французов. Но откуда она взялась и почему ее горячие объятья так волнуют чужого жениха?..
История банальна: попаданец, благородные эльфы и гномы, борьба с Темным Властелином и его неудачливыми слугами, волшебный меч. В конце концов, никаких проблем — плохие парни никогда не побеждают. P.S. Есть только одно маленькое но: Темный Властелин — это ты. P.P.S.Попаданец, кстати, тоже. Первая часть трилогии закончена. Отредактированно от 07.01.2014.
В одно мгновение превратиться из обычного подростка в наследника загадочного волшебного замка Норгстон, получить необычайные способности и воочию увидеть самых настоящих фей, гномов и великанов – о таком невероятном подарке судьбы шестнадцатилетний Хью не мог даже и мечтать. Стремясь убежать от своих детских обид на родного отца, он, не раздумывая, отправляется навстречу своей удаче в компании странных и забавных созданий: говорящего скакуна, потомка самого Пегаса, утконосого карлика, превращающего предметы в золото, и неуемного бесенка с трудным характером.
Лев Толстой с помощниками сочиняет «Войну и мир», тем самым меняя реальную историю…Русские махолеты с воздуха атакуют самобеглые повозки Нея под Смоленском…Гусар садится играть в карты с чертом, а ставка — пропуск канонерок по реке для удара…Кто лучше для девушки из двадцать первого века: ее ровесник и современник, или старый гусар, чья невеста еще не родилась?..Фантасты создают свою версию войны Двенадцатого года — в ней иные подробности, иные победы и поражения, но неизменно одно — верность Долгу и Отечеству.
Будь осторожен с мечтой: она может исполниться! И уставший романтик, простой, ничем не примечательный парень по имени Марк, попадает в загадочную страну — мир рыцарей и магов, где в жестокой борьбе вера схватывается с магией, отвага со страхом и милосердие с ненавистью.Марк не должен спасти мир, и от него не так уж много зависит, но, согласившись стать Седьмым миротворцем, он сталкивается с безжалостной силой, которая словно злой рок преследует каждого, кто избирает путь миротворца.Существует ли что-то, кроме роковой необратимости, и возможно ли победить судьбу, начертанную содеянным грехом — ответ может дать лишь разгадка страшной тайны Проклятия миротворцев.Роман написан на стыке аллегорического фэнтези и психологической прозы: монстры здесь соответствуют определённым человеческим чувствам, настроениям и убеждениям, а боевая магия и мастерство владения мечом проистекают из неведомых и порой непредсказуемых стихий человеческой души.