Камилла Клодель - [17]

Недавно в Париже имел место случай насильственной госпитализации, отличающийся особой изощренностью. Мать и брат добились изоляции талантливой художницы м-ль К. Несчастная девушка едва успела узнать из случайных источников о весьма удобной для некоторых смерти нежно любившего ее отца, которую от нее скрыли, как наутро после печальной вести, в 11 часов, к ней, убитой горем, вломились в спальню двое дюжих молодцов и увезли ее, невзирая на протесты и слезы, в сумасшедший дом. Три дня спустя несчастная писала: “На моем счету тридцать лет напряженной работы, а я вот так наказана; меня держат крепко, и я отсюда не выйду”. Немного позже госпитализация была скреплена признанием недееспособности. Так убирают из общества человека в здравом уме.

17 декабря 1913 года Поль Вибер призывает Поля Клоделя “дать необходимые объяснения общественному мнению, которое сильно обеспокоено подобными преступлениями…” 20 декабря появляется статья с прямыми обвинениями: Камилла Клодель, “физически и психически абсолютно здоровая”, была схвачена тремя мужчинами, которые без судебного ордера, нарушив право неприкосновенности жилища, запихнули ее в машину и увезли в сумасшедший дом в Виль-Эврар. Поль Клодель не реагирует на обвинения. С октября 1913 года он занимает пост генерального консула в Гамбурге. Его официальное положение не позволяет отвечать на выпады прессы, хотя он знает о них. В его “Дневнике” записано:

Ожесточенная клевета в наш адрес по поводу госпитализации Камиллы в Виль-Эврар со стороны Лельма и Тьерри в “Авенир де л’Эн” и разных скандальных листках, обличающих “клерикальное преступление”. Это хорошо. Меня столько незаслуженно хвалили, что клевета благотворно освежает: это нормальная доля христианина.

Позже в предисловии к каталогу выставки 1951 года он поменяет даты, перенеся госпитализацию на июнь 1913-го (намеренно?).

А запал этой пороховой бочки подожгла сама Камилла. 10, 14 и 21 марта она собственной рукой написала карандашом три письма своему родственнику Шарлю Тьерри — первое из них как раз в день госпитализации.

10 марта

Дорогой Шарль,

от тебя узнала о смерти папы; впервые слышу, мне никто ничего не сообщал. Когда это произошло? Постарайся узнать и рассказать мне поподробней. Бедный папа никогда не видел меня такой, как я есть; ему всегда внушали, что я — существо гнусное, неблагодарное и злобное; это было нужно, чтобы другая могла все зацапать.

Я должна была поскорее исчезнуть, хоть я и ужимаюсь как могу в своем уголке, все равно остаюсь помехой. Меня уже пытались запереть в сумасшедший дом, опасаясь, как бы я не нанесла ущерба маленькому Жаку, потребовав свою долю, и заперли бы, имей я несчастье туда явиться. Луиза при поддержке своего друга Родена наложила руку на все деньги, принадлежащие семье, а поскольку я всегда нуждаюсь в деньгах, пусть совсем небольших, мне ведь так мало надо, то меня и ненавидят, когда я что-нибудь прошу. Все это нарочно подстроено, потому что, ты знаешь, Луиза водится с протестантами.

Поехать в Вильнёв я бы не посмела; и потом, надо еще иметь такую возможность; у меня нет денег, даже туфель нет. Я ограничиваю себя в еде; горе в этом помогает. Если ты что-нибудь знаешь, сообщи мне; писать не рискую, от меня отмахнутся, как обычно. Меня удивляет, что папа умер; он должен был жить до ста лет. Что-то за этим кроется. Дружеский привет тебе и Эмме.

К-Милла.

14 марта

Дорогой Шарль,

то мое письмо было, можно подумать, пророческим, потому что, едва я его отправила, за мной приехал автомобиль, чтоб отвезти в приют для умалишенных. Приют находится, по крайней мере я так полагаю, в Виль-Эврар. Если ты соберешься меня навестить, можешь не торопиться, потому что не похоже, чтобы я отсюда вышла; меня держат и не хотят отпускать. Коли ты можешь привезти портрет тети, чтобы он составил мне компанию, это бы меня очень порадовало. Я, наверно, покажусь тебе неузнаваемой — тебе, видевшему меня такой молодой и блистательной в салоне Шакриза…

21 марта

Дорогой Шарль,

не представляешь, какое удовольствие ты мне доставил, прислав портреты тети и г-жи де Жэ; я теперь с ними не расстанусь. Бедные женщины, они были такие добрые, такие скромные; с ними было так хорошо. Ах! будь они живы, я не была бы такой, как сейчас; у них было доброе сердце. Ты очень добр, что пошел ради меня на такую жертву. Ты всегда готов сделать мне приятное. Совсем как твоя мать; если б ты по-прежнему жил в поместье, я бы тут же перебралась к тебе в Шакриз. Забудь все это.

Если б Жанна была жива, уж не знаю, что с ней случилось, я не стала бы такой, она была очень добра ко мне. Ты знаешь, Альфред живет совсем близко отсюда, в Павийон-су-Буа. А в Монтрёй-су-Буа — Поль де Кукборн, друг г-на де Марси. Они приходили ко мне в мастерскую. Жду с нетерпением свидания с тобой, хоть и в такой печальной обстановке.

Я не могу быть спокойна, не знаю, что со мной станется; думаю, все идет к тому, что я плохо кончу, все это кажется мне подозрительным, будь ты на моем месте, ты бы понял. Стоило так много работать и обладать талантом, чтобы получить вот такую награду. Никогда ни гроша, всевозможные издевательства, и так всю жизнь. Быть лишенной всего, что делает жизнь счастливой, и вдобавок вот чем кончить.