– Ну, кого везти в Каудекбит – хозяйку или барышню?
– Думаю, если посмотришь, сам догадаешься, – сказала Мэгги.
Он окинул ее взглядом с головы до ног.
– Да уж, прямо скажем, что так. – Он впервые увидел, что перед ним не девочка. Джапп указал на саквояж. – Это, что ли? – Поднял его, отнес в фургон и вернулся. – Я там рыбу везу, но эту сумку она не испортит. Поехали, что ли? Давай твою руку, Мэгги.
Она не дала руки.
– Я тебе не Мэгги, а мисс Драм.
– Чего-о?
– Мне сегодня шестнадцать лет исполнилось, я теперь совершеннолетняя.
– Чего-о?
– Я сама учу детей в школе и сама зарабатываю себе на жизнь, так что будь любезен называть меня мисс Драм.
– Угу. Раз ты так хочешь, так и будет.
– Да, я так хочу.
Они двинулись верхним путем, так как нижнюю дорогу залило паводком: из Нижнего поселка – через Спортивное поле и Верхний поселок и дальше, из Верхнего поселка – на Горную пустошь. На перевале Мэгги обернулась и посмотрела назад. Поселок казался отсюда маленьким и черным. Именно черным, точно клякса среди вереска и снега, зато там приличную деньгу заколачивают. Но Мэгги была счастлива, что расстается с ним.
И сама она и возница молчали. Она ведь обидела его. Как только они миновали перевал и стали спускаться с Горной пустоши, она увидела поезд, стоявший на станции в Кауденбите, – он тяжко пыхтел в утреннем морозном воздухе.
– Ну вот, теперь, вашими стараниями, мистер Джапп, я опоздала на поезд.
– Ваша задница, мисс Драм, будет сидеть в вагоне этого поезда, когда он отойдет от Кауденбита. И если уж на то пошло, так из-за снега и объезда, на который мы ухлопали столько времени, придется вам раскошелиться на лишний шиллинг.
Она посмотрела на него так, как смотрела на учеников, когда они приходили в класс, не приготовив урока, и бормотали что-то маловразумительное у доски.
– Значит, если господу богу было угодно послать на землю снег, я должна за этс платить?
Обозлившись, Джапп так хлестнул лошадь, что она галопом неслась до самого Кауденбита. На станции любопытство взяло в нем верх над злостью, и он спросил, куда это она отправляется на абердинском поезде.
– Искать себе мужа.
Он кивнул, будто это было самое естественное дело для шестнадцатилетней девчонки из Питманго.
– Ага, понимаю. Что ж, могу одно сказать: мужа ты себе добудешь, это уж точно.
– А почему так уж точно?
– Ты же всегда добиваешься, чего хочешь, правда?
– Разве не все к этому стремятся?
Мистер Джапп старательно поворочал мозгами.
– Нет, – сказал он под конец, – многие понимают, что надо смириться.
– Вот потому-то, мистер Джапп, я и не похожа на многих.
Он поднес ей саквояж к поезду и поставил его в уголок – подальше, чтобы во время долгого путешествия на север никто не подумал, будто это ее вещь. Саквояж был единственным, что указывало на ее связь с Питманго.
Она понятия не имела, как должен выглядеть тот город, куда она ехала, – была уверена только, что сразу признает его, как увидит. Когда поезд подошел к Стратнейрну, она протерла запотевшее стекло и попросила кондуктора снять сверху ее саквояж.
– У вас на билете значится Инвернесс, мисс.
– Да, и все-таки, пожалуйста, снимите мой саквояж.
– Конечно, мисс, и счастливого вам отдыха. Городок этот просто прелесть.
Все получалось, все срабатывало: и костюм из мягкого твида, и маленький бархатный ток, чуть сдвинутый набок на ее высоко заколотых каштановых волосах, – типичная для Нагорья шляпка, заверил ее портной в Данфермлине, какие носят все и будут носить всегда, классическая традиционная шапочка какого-то клана из какой-то части Нагорья, какой именно, Мэгги так и не поняла. Ботинки у нее были новые, чистенькие: в Стратнейрне не было снега.
Со станции, находящейся вдали от берега, высоко над морем, виден весь Стратнейрн – самое длинное, как неустанно заверяют вас, поселение или город в Шотландии. Горы тут обрывисто вздымаются ввысь, и потому городок зажат на узкой полоске земли между горами и водами Мори-Фёрта; во всю длину Стратнейрна тянется одна-единственная улица, и все дома либо выходят на нее, либо обращены к ней задами.
– Куда вас доставить, мисс?
Носильщик подхватил ее саквояж и, не спрашивая, поставил на крышу экипажа, обслуживавшего отели.
– В «Нагорный домик», «Приют Фиддиха», «Эштонский ручей», «Королевский гольф», «Королевский флотский», в гостиницу «Гленриддл» или в «Дюны»?
Несмотря на перепачканный углем саквояж, возница принял ее за барышню, приехавшую на отдых.
– Видите ли, я приехала погостить к тетушке, которая живет… как называется ваша главная улица?
– Ловатт.
– Вот-вот – на Ловатт-стрит.
– У нас тут одна эта улица и есть. А как звать вашу тетушку?
– Видите ли, я не помню ее фамилии, так как тетушка вышла замуж, но я узнаю дом, когда его увижу.
Она протянула вознице шиллинг, и он, хоть и развозил пассажиров только по отелям, помог ей взобраться по ступенькам, что было для нее внове, ибо она никогда еще не ездила в таком экипаже, и они двинулись по серпантину вниз, в город.
Гортанный говор возницы расстроил ее. Такого она не ожидала. Это был даже не акцент, а самый настоящий диалект.
– У вас тут все так говорят?
Он оглянулся, красный от возмущения.
