Каменный пояс, 1989 - [23]

Шелудько не подал виду, что ему больно. И для уверенности Фрол ударил его еще и еще раз, стараясь рассчитаться за все, что накопилось, за всю обиду, нанесенную ему другими.

До отбоя Шелудько не напоминал Фролу о себе. Он усердно чистил и мыл бледную заплеванную плитку в туалете, вычищал до блеска унитазы, надраивал до золотого сияния краники. После отбоя он заступил на пост возле оружейки, а Фрол пошел наводить порядок на своей территории. Он старался делать свое дело как можно качественнее, помня об остром наметанном глазе сержанта, от которого ни одна соринка не спрячется. Сержант всегда найдет причину придраться и заставить мыть и без того чистый пол, мести несуществующую пыль и гонять под потолком призрак паутины… «Так уж устроена армия, — думал Фрол, — чем больше вкалывает курсант, тем меньше будет нарушений…» И он с особым усердием мыл пол, мел пыль, гонял «паутину». Незаметно прошло время. Часы показывали полвторого ночи. «Негусто спать осталось, — подумал Фрол, проходя мимо Шелудько. — Через полчаса на пост».

Не раздеваясь, он повалился на кровать, забывая обо всем на свете. Требовательный голос сержанта и ощутимые толчки в плечо привели Фрола в чувство. Из темноты, тускло освещенной подслеповатым казенным фонарем густо-синего цвета, проглядывала фигура дежурного по роте.

— Вставай, Фрол, — толкал тот коленом. — Шелудько надо заменить.

Возле тумбочки, на которой чернел телефон, никого не было. Специальный постамент, сооруженный каким-то армейским рационализатором-умельцем, пустовал. Шелудько почему-то ползал возле койки замкомвзвода Дронова.

— Товарищ сержант, — скулил он, — замените меня, пожалуйста… Не могу нести службу… Нога опухла… Болит… Стоять не могу… Замените.

Тот перевернулся на другой бок и что-то недовольно пробурчал во сне.

— Ну что, — окликнул курсанта дежурный по роте. — Заменил тебя Дронов?

— Нет, — выдохнул тот обреченно.

— Ладно, иди спать, — великодушно проговорил начальник. — Фролов за тебя достоит.

Длинное лицо подчиненного не выражало радости от проявленной дежурным доброты, тем более уважения и подобострастия. И командир пожалел, что показал широту своей души. С «зелеными» этого делать не стоит. Лишнее. Все равно не оценят. Но изменять своего решения не стал.

— Это ты его отоварил? — спросил Ваганов у Фрола, наблюдая, как Шелудько под руки уводили в санчасть.

— Да я так, чуть-чуть.

— Теперь начнут копать. А если он заложит? Ведь тогда тебе хана. Повяжут.

— Что же делать?

— Припугнуть. Мол, если откроешь рот — на белом свете не жить. Меня посадят — Ваганов, мол, отомстит. Так и сказать. А он трус, испугается…

Не теряя времени, они двинулись в санчасть. Шелудько без сапога с задранной до колена штаниной сидел на скамеечке в коридоре, демонстрируя последствия службы. Друзья подхватили его под мышки и поволокли в туалет, как всегда пустовавший в эти утренние часы.

— Тебя смотрел врач? — спросил Ваганов.

— Не-е-е, — жалобно протянул Шелудько. — Он еще не пришел.

— Значит, так, скажешь, что ударился о койку пару раз. Понял? Упал и ударился. Сообразил?

— Ага. О койку ударился.

— И всем офицерам, сержантам, друзьям — всем, короче, так говори. Понял?

— Понял.

— По моему, не очень ты понял, для чего мы пришли…

— Понял, — закивал в страхе курсант.

Слова Ваганова глубоко запали в душу Шелудько, и он упорно молчал, кто бы его не спрашивал.

Допытывались офицеры о случившемся особенно упорно. «Ты не бойся, — говорил задушевно командир роты. Скажи только — кто, и в конце учебки поедешь в лучшее место, куда захочешь».

Замполит предлагал кроме удачного распределения более близкие и совсем заманчивые льготы — через воскресенье ходить в увольнение. «Еженедельно нельзя, — говорил он, — могут догадаться товарищи, что ты мой человек. А это ни тебе, ни мне не желательно». А через пять минут после ухода очередного посетителя в палату просовывал голову Ваганов, который тоже каким-то образом попал в санчасть, и требовал от Шелудько полного отчета о проведенной беседе. И, одобряюще похлопав курсанта по костлявому плечу, хвалил его за стойкость.

С уходом Шелудько в санчасть в роте стало как-то непривычно тихо и спокойно.

— Скучно, — несколько раз замечал Дронов перед строем. — Посмеяться не над кем. Как думаешь, Фролов?

Последнее время он стал особенно часто, даже по пустякам задевать его. То вдруг увидит, что сапоги плохо почищены, и заставит их почистить за полминуты. Если тот не укладывался, тренировка повторялась. И Фрол, чтобы уложиться в бестолковый норматив, огромными прыжками носился по казарме, давя табуретки, как скорлупу грецких орехов. В строю исходили хохотом от бесплатного аттракциона, а вечером до отбоя он ремонтировал мебель. За несколько дней так освоил эту новую для себя профессию, что вполне мог бы работать столяром. Молоток в его огромных ручищах лихо выстукивал, вгоняя гвозди в дерево.

«Выслуживается, — думал Дронов, исподтишка наблюдая за работой Фрола. — Но шиш тебе, зеленый, от меня таким образом не открутишься. Учеба только начинается. Сделаю я из тебя шелкового. Ты у меня узнаешь, что такое служба, поймешь, что сержантов надо уважать, а «дедушек» особенно».