Каменный пояс, 1988 - [18]

Вышел и стал рядом Каминский, принялся закуривать.

— О-о! Я что говорил? Сбылось! — Он кивнул на летящий снег.

— Про старуху-метель? Ты ее не скоро сулил.

— Все равно. Чувствовал.

Каминский говорил мимоходом, поддерживая общий разговор. Сам, прикуривая, поглядывал на следы, оставленные Мариной. Они были одни на чистом снеге, невольно волновали своей четкостью вблизи, таинством впечатанного в них ее состояния, постепенным удалением в смутную белизну.

— Да, Павел, прихвати мое ружье, — Каминский, не дожидаясь возражений или согласия Липова, вложил в его ладонь ремень чехла. Затем, сбежав с крыльца, быстро пошел по следу Марины.

Из-за дома, опять как привидение, появилась сама Марина, медленно пошла навстречу Моте, поддевая сапожком снег.

Мотя шел через сквер. Когда-то на этом месте они бегали в бутсах, в футбольной форме. Было тепло, шумел многоликий стадион, и они умели выделить из общего гула Надин голос. Давним и счастливым был он в своем неведении нынешнего вечера с этой Мариной и шагающим сейчас к ней Каминским.

Мотя поравнялся с Мариной, и она тут же, ему в шаг, привычным движением взяла его под руку. Перед тем как завернуть за угол дома, эта плановичка — комсорг Мотин! — обернулась. Огляд был короткий, ревнивый: вдруг Липов помешает умыкнуть ей Каминского.

Непривычной, странной представилась теперь Липову их жизнь. Все переиначено. Как бы новая хозяйка в доме быстро и бездушно навела в ней свой порядок. Потеснила лишнее для нее.

К 70-летию Советской Армии и Военно-Морского Флота

Айвен Сиразитдинов ЦВЕТ НАДЕЖДЫ, ЦВЕТ МУЖЕСТВА Очерк

1

В тот день, когда я приехал на заставу, пограничникам было не до гостей. Мой приезд пришелся на дни комплексной проверки: пограничники сдавали итоговые зачеты за год боевой учебы. А это, конечно, вносит в насыщенный ритм службы известное напряжение, а как же иначе — экзамены!

Замполит старший лейтенант Юрий Михальчук при мне звонил на стрельбище: «Как наши?» Оттуда ответили: «Все до одного получили пятерки!»

Радостное чувство, которое испытывал Михальчук, впрочем лишенное и тени самодовольства, было такого свойства, что способно сообщаться с настроением окружающих, оно невольно передалось и мне, человеку новому на заставе, совсем недавно еще как бы постороннему, и я уже повторял вслед за ним про себя: «Видали наших!»

— Молодцы, ребята! — сказал замполит, кладя трубку. — А вчера сдавали приемы рукопашного боя — тоже на «отлично».

Завтра, послезавтра — новые экзамены. А пока… я продолжу рассказ.

На границе тишина, но пограничники начеку. И днем, и ночью застава в действии. Жизнь здешняя мало поддается каким-либо «ходовым» сравнениям. Вот правильно замечено писателем С. Борзуновым:

«Жизнь на заставе, как электрический, ток в проводах, не замирает ни на одну секунду».

Сказать «поступь», «череда» — будет не то, тут все иначе: непрерывное движение, постоянная смена действий, каждое из которых — событие.

Боевой расчет — событие. Выход наряда в дозор — событие, причем исключительной важности. Дело государственной важности… Именно потому оно обставлено столь торжественно.

«Выступить на охрану Государственной границы СССР!» — эти слова приказа произносятся с таким же волнением, как в первый раз, и услышаны бывают с таким же волнением в душе.

…Поздно вечером, после того как замполит зачитал приказ очередному наряду, выступившему на охрану границы, наш разговор продолжился, засиделись до самой ночи. Беседа, изредка прерываемая телефонными звонками, шла о жизни на границе, о традициях, об истоках мужества и героизма пограничников. В ночной тиши — а ночь здесь не просто ночное время суток, знаешь ведь, что в эти часы бодрствуют наряды у КСП[1], на постах, — когда кажется, будто сама ночь «на часах», человек настраивается на особую душевную волну: разговоры о «высоких материях», «о доблести, о славе…» звучат естественно и просто. На ту же волну настроились офицеры и прапорщики из отряда, прикомандированные на заставу, им тоже не спалось. Заговорили о воинской доблести. Здесь старший лейтенант Михальчук напомнил о символике пограничной формы: «Писатели и журналисты, все, кто пишет о пограничниках, не обходятся в своих сочинениях без того, чтобы не упомянуть зеленую фуражку… «А знаете ли вы, что означают цвета этой фуражки.? — вопрос замполита был обращен ко мне. Нет, к сожалению, я не знал как ответить на него. — А ведь это тоже символика, — сказал замполит, не дожидаясь ответа. — Я дам об этом прочесть, у меня есть… Дорогие для нас символы… Зеленый цвет тульи — цвет надежды, синий, околыша — цвет мужества».

Символика — понятная и правильная. Труд пограничника дарит людям надежду на спокойствие, на мир каждому дому, а мужество… мужества нашим пограничникам не занимать. Замечательное сочетание — цвет мужества, цвет надежды…

2

Начальник заставы капитан Ериков вернулся со стрельбища далеко за полночь. Он первым держал экзамен по огневой подготовке. Вслед за ним на огневой рубеж вышли его подчиненные. Сухой треск коротких очередей поминутно разрывал ночную тишину. Лицо капитана сияло: не прошли даром упорные тренировки. Улеглось волнение, оно было сдержано еще в тот момент, когда он стрелял сам, под перекрестными взглядами проверяющих и солдат. Пример командира дороже всего; здесь, на заставе, он должен уметь все, уметь лучше всех и, если уж говорить до конца, лучше того, что ты предполагаешь в себе, превзойти себя — такова «сверхзадача» командира. Все стрелявшие выполнили нормативы ночных стрельб на «отлично».