Каменный пояс, 1985 - [14]

Все укрылись за угол рубленой избы и стали ждать немцев.

Я попросил у Новопольцева разрешения сфотографировать разведчиков для газеты. Он с неудовольствием покосился на меня, но тут же махнул рукой:

— Давай! Только быстро!

Забегая вперед, скажу, что этот снимок появился в газете седьмого октября 1941 года, и я позвонил в редакцию, чтобы мне в дивизию прислали с попутчиком восемь номеров газеты: каждому разведчику — по снимку.

Однако вернемся к делам разведки. Мы никого не дождались в пустой деревне, и Новопольцев, как только стемнело, приказал направиться к дороге.

Улеглись в канавах, по обеим берегам дороги и протянули заранее припасенный электрический провод. Пока он покоился на земле.

В полночь до нас донесся треск работающего мотоцикла. Как только мотоцикл поравнялся с нами, Шавхалов и Заднепряный рывком подняли провод, и водителя как метлой смело.

Машина перевернулась. В кабине оказался какой-то офицер, он был жив и, пожалуй, невредим, но страшно испуган.

Водитель очухался быстро, кинулся на Гаркушу и тотчас напоролся на нож.

Мы заткнули офицеру рот тряпкой и, подталкивая его в спину, быстро отправились восвояси. Надо было непременно До рассвета перейти линию фронта.

Итак, мы вернулись в дивизию с «языком», и мне тоже перепала благодарность, объявленная комдивом.

Двадцатого октября 1941 года в нашей газете наконец-то появилась рубрика «Вчера на нашем фронте», о которой мы все так хлопотали чуть не с начала войны. В этой первой подборке были напечатаны переданные по телефону и телеграфу оперативные корреспонденции Александра Исбаха, Николая Аникина, Абрама Розена, Ивана Пепеляева, Кузьмы Горбунова. Здесь же значился и мой материал «Враг отброшен назад».

Пятого ноября 1941 года «За Родину» напечатала обзор боев, переданный газете по телеграфу:

«Полтора месяца бойцы и командиры части товарища Штыкова героически сдерживают натиск врага. Многократные попытки немцев вклиниться в нашу оборону закончились неудачей. Железная стойкость, мужество и упорство бойцов товарища Штыкова опрокидывали планы врага».

„Железная дружба, святая война“

Сказать о войне — «тяжелая» — значит сказать холодное казенное слово. Война — это непомерный труд, постоянный риск, терзания о судьбе семьи и еще великое множество всяких бед. Но война зимой, когда на огневой тридцать градусов мороза и в лицо бьет северный вихрь, когда ни черта не видно за десяток шагов, а закаменевший хлеб надо рубить топором, — вот тогда война чистое наказание.

Незадолго до описываемых событий, в середине декабря, я задержался в полку, уральцев. По болотам и равнинам Северо-Запада без всякого удержу шлялась пурга. Добираться в штаб было рискованно, и меня уговорили ночевать в окопе стрелков.

Уже через час, мне казалось, я был тверд, как лед, и звенел от прикосновения. Ходил я на той войне и зимой и летом в кожаном реглане и только в сильные холода надевал под него меховой жилет. Еще слава богу, что в тот раз цигейка была на мне.

Но одну несомненную пользу той ночью я получил: написал стихотворение —

Мы на дне окопчика уснули

Мы на дне окопчика уснули.

Над войной покой наш вознесен.

Падают пылающие пули

Прямо в мой багровый полусон.

Падают, не задевают тела…

Стихла ночь… Ни звука, ни огня…

Иль душа от тела отлетела,

На болоте бросила меня?

…Кое-как растягиваю веки,

Снег стираю тлеющий с лица,

Рядом спят вповалку человеки,

Будто жен, обнявши ружьеца.

Милые! Какая мне удача —

Вы живые, и окоп живой!

Мины лишь бормочут и судачат,

Перекатываясь над головой.

Часовые маются до света.

Над окопчиком в потеках льда

Бледная качается ракета —

Полночи военная звезда.

И в своем убежище убогом,

Поворчав на холод и на тьму,

Снова я протискиваюсь боком

К ближнему братану моему.

И в шинель укутываясь туже,

Засыпая, ухмыляюсь зло:

«А врагу в России хуже… хуже…

Всю Россию снегом замело…»

Вот это и была немалая радость подобных ночей — саранче, нависшей тучами над нашей землей, было еще хуже, чем нам!

* * *

Тридцатого декабря 1941 года меня отыскал посыльный в траншеях Карельского полка 26-й Златоустовской Краснознаменной стрелковой дивизии и передал телефонограмму редактора газеты Северо-Западного фронта «За Родину». На клочке бумаги полковой телефонист записал:

«Приказано явиться 31.12.1941 к восьми ноль ноль в редакцию газеты».

Траншеи дивизии змеились вдоль речки Лужонки, за деревней Сухая Нива. Явиться оттуда, за многие десятки верст, по лежневкам «болотного фронта» в Рядчино можно было лишь с помощью нечистой силы или по воздуху с помощью авиации. Однако повезло. В тыл уходили аэросани, непрочное сооружение, утыканное пулеметами, и мне удалось забраться внутрь саней.

Я с неохотой покидал Златоустовскую дивизию. Она совсем недавно прибыла из Приморья, выгружалась на станции Крестцы, и я встречал ее на этой станции. Однако с тех пор уральцы успели повоевать с неприятелем, и немецкой дивизии «Мертвая голова» сильно влетело от моих земляков.

Я наивно полагал, что редакция вызывает меня на празднование Нового года, но, оказалось, ждала еще большая радость: на фронт прибыла делегация Челябинской области.

Я опускаю здесь подробности встреч с друзьями и знакомыми, совместные январские поездки на передовую, вопросы, вопросы, вопросы…