Каменный плот - [7]

Через два дня, когда отправились члены комиссии по урегулированию пограничных споров «в поле» мерить теодолитами, смотреть в таблицы, считать на калькуляторах и сопоставлять с данными аэрофотосъемки результаты своих трудов, коими французы остались очень недовольны, ибо уже не было сомнений: расщелина, как заявил первопроходец Мигель, принадлежит Испании, разнеслась нежданная весть о новой трещине. Про тихую Орбайсете и вовсе забыли, не вспоминали больше о разрезанной пополам речке Ирати и о Наварре — и ещё раз воскликнем мы: Sic transit gloria mundi. Перелетная стая журналистов, среди которых были особи обоего пола, снялась и приземлилась на Восточных Пиренеях, в критическом, хотя, слава Богу, более доступном регионе, так что спустя несколько часов там собралась неимоверная уйма пишущей братии, включая прибывших даже из Тулузы и из Барселоны. Автострады были забиты наглухо, а когда полиция обеих стран догадалась пускать машины в объезд, было уже слишком поздно — на многие километры растянулась громаднейшая пробка, воцарился рычащий и гудящий хаос, и пришлось, идя на суровые меры, заворачивать все это стадо назад, и передать невозможно, сколько было при этом повалено изгородей, сколько машин свалилось в кювет, словом, ад кромешный, и правы были древние греки, когда когда-то расположили его именно в этом месте. Очень пригодились вертолеты, железные эти стрекозы, способные садиться где угодно, а если уж совсем негде уподобляться колибри, то есть снизившись до самой земли, зависать неподвижно: пассажирам и лесенка не нужна, прыг — и готово, и они попадают прямо в венчик цветка, между пестиком и тычинкой, и вдыхают аромат, хоть он и перемешивается нередко со смрадом горелого человеческого мяса и вонью напалма. Вот бегут они, пригнув головы, скоро увидят, что же тут стряслось, кое-кто прибыл прямо с берегов Ирати, стало быть, уже имеет представление о тектонических сдвигах, но тут — дело другое.

Трещина, перерезав магистраль и всю здоровенную площадку автостоянки, уходит, постепенно сужаясь в обе стороны, по направлению к долине, змеею вьется вверх, петляет по склону горы и исчезает в чаще леса. Мы находимся на самой что ни на есть границе, стоим на демаркационной линии, на ничейной земле, на нейтральной полосе, расположенной между полицейскими постами двух стран, и над одним полощется la bandera, а над другим соответственно — le drapeau.[3] Благоразумно не подходя к трещине слишком близко, поскольку не исключена возможность того, что края этой раны на поверхности земли будут расходиться и дальше, власти и специалисты ведут беседу бесцельную и бессмысленную, впрочем, «беседа» — слишком громко сказано, хоть и громко звучит этот усиленный мегафонами гомон, а самые главные и ответственные лица, зайдя внутрь постов, разговаривают по телефону — друг с другом, с Парижем, с Мадридом. Едва высадившись, журналисты принимаются расспрашивать, как же дело было, и выслушивают в ответ одну и ту же историю, пусть и в нескольких версиях и вариантах, которым суждено будет обогатиться за счет собственной фантазии пишущих. Если же изложить самую суть, то первым заметил происшествие некий автомобилист, проезжавший здесь уже глубокой ночью, в темноте: почувствовав резкий толчок, от которого машину подкинуло, словно колеса попали в глубокую выбоину, он притормозил, вылез посмотреть, что такое, решив, что идут дорожные работы, покрытие меняют, а обозначить место фонарями и знаками забыли. Трещина тогда была полпяди в ширину и метра четыре длины. Водитель — он оказался португальцем по фамилии Соуза и вез в машине жену, тестя и тещу — снова сел за руль и сказал: Похоже, мы уже на родине, вон в какую здоровенную колдобину въехали, запросто аммортизаторы могли накрыться и полуось выбить. Это, как вы понимаете, была никакая не колдобина и тем более не здоровенная, но слова прозвучали удивительно кстати, слова вообще помогают, снимают страхи, смягчают остроту переживаний. Жена, не обратив особого внимания на эти важные сведения, в ответ сказала лишь: Ну надо же — и муж решил последовать этому совету, хотя фраза супруги совета, пусть и в кратчайшем виде, не содержала вовсе, а была лишь ничего не значащим междометием, но он ухватился за слово «надо» и снова вылез из машины, осмотрел рессоры и видимых повреждений, к счастью, не обнаружил. Спустя всего несколько дней он в своей Португалии станет почти национальным героем, будет выступать по телевидению и радио, раздавать газетные интервью: Вы, сеньор Соуза, были первым, кто, не поделитесь ли своими впечатлениями — и бессчетное количество раз повторять эту историю, уснащая её риторическим вопросом, от которого озноб пробирал слушателей, и сам он чувствовал дрожь, присущую высшей точке блаженства: Если бы трещина была такой величины, как сейчас, неужели мы бы ухнули туда, Бог знает, на какую глубину? — то есть, более или менее точно повторил слова того галисийца, что спросил, если помните, куда же идет эта вода.

Да, вот в чем вопрос: куда? В числе первоочередных мер следовало прозондировать эту рану земли, установить её глубину, после чего очертить круг действий, призванных заделать брешь — словечко звучит совсем по-французски, точно и выразительно, так что невольно приходит на ум, что оно и было изобретено в чаянии того момента, когда треснет земля. Тотчас прозондировали почву и определили, что глубина расщелины составляет немногим более двадцати метров — сущие пустяки для современной техники, которой вооружена передовая инженерная мысль. И вот из Франции и из Испании, из близи и дали своим ходом двинулись к месту разлома бетономешалки, интересные такие машины, проделывающие с землей во чреве своем примерно то же, что происходит с Землей в космосе, подвергающие её тем же вращениям и перемещениям, а по прибытии в назначенный пункт вываливающие строго отмеренные потоки цемента, отличного, быстро схватывающегося цемента, куда по такому случаю добавили побольше крупного щебня. Совсем уж было собрались опорожнить все это в разверстую рану земли, когда в чью-то пытливую и изобретательную голову пришла мысль стянуть вначале её края стальными скобками — в точности так, как исцеляли в средневековье раны телесные — что будет способствовать рубцеванию и скорейшему заживлению. Мысль понравилась двусторонней чрезвычайной комиссии, испанские и французские металлурги тотчас принялись за предварительные исследования и расчеты, чтобы изготовить «кошки» должной прочности и нужной конфигурации, но утомлять вас техническими подробностями я не стану. Трещина проглотила пепельно-сизый поток щебенки и раствора, словно это были воды реки Ирати, уходящие в недра земли, только и слышно было гулкое эхо, как будто — пришлось допустить и такую возможность — там, внизу находится исполинское дупло, некая полость, какая-то ненасытная утроба. Ну, если так, смекнули инженеры, надо свернуть работы, смысла нет продолжать, а лучше проложить над расщелиной путепровод, это будет и проще, и экономичней, пригласим-ка итальянцев, они доки по части дуков — виа — и акве-. Однако, не знаю уж, после которой по счету тонны или кубометра, замеры показали, что дно — на шестнадцати метрах, потом на пятнадцати, на двенадцати, и уровень бетона стал повышаться да повышаться, битва была выиграна. На радостях обнялись техники, инженеры, работяги и полицейские, взметнулись флаги, теледикторы, волнуясь, прочли последние сообщения и дали собственный комментарий этому беспримерному титаническому свершению, знаменующему истинную интернациональную солидарность — ведь даже маленькая Португалия в общем порыве выслала колонну из десяти бетономешалок, и они уже направляются сюда, впереди у них свыше полутора тысяч километров долгого и трудного пути, когда они прибудут, их бетон не понадобится, но, перефразируя поэта, скажем: да не в бетоне сила! История занесет на свои скрижали их поступок, исполненный глубокого символического значения.