Каменные скрижали - [75]

— Сюда никто не войдет, — бормотал Иштван, погрузив губы в ложбинку между ее грудями.

Тереи видел перед собой ее широко открытые глаза, полные восторга и желания.

Когда они отдыхали, слушая двойное эхо свистульки продавца игрушек и крики идущей за ним детворы, возвращалась тишина, которую только нарушал голос продавца мороженого, расхваливающего свой товар:

— Замороженный крем, очень хороший сладкий, как мед, ванильный, фисташковый…

Сторож грозил палкой и хриплыми криками отгонял мальчишек от автомобиля, а сквозь стрекот цикад время от времени доносился плеск воды из открытого пожарного крана, похоже, садовник пытался освежить поникшие от жары молодые банановые пальмы.

Они чувствовали себя удовлетворенными. Спешить было некуда, их даже не тянуло друг к другу, они знали, что в любой момент их тела готовы снова к сближению.

— Мне было хорошо, — сказала она сонно, положив на него колено и лениво поглаживая стопу. Телефон звонил долго, но никто не поднял трубки. Все, чего они желали, было в них. Мир отдалялся мягкими звуками, которые проникали сквозь стены дома и гасли, чтобы через мгновение снова напомнить о себе. Маргит еще причесывалась, когда он вышел в столовую и увидел разложенные столовые приборы, чайничек с чаем, обвязанный полотенцем, и свежий букет: желтые и ржаво-коричневые цветы львиного зева.

В кухне было пусто, он увидел слуг через окно, они сидели на корточках, в тени, опираясь о стену, и развлекались, бросая нож. Старый солдат, чокидар, попадал в спичечный коробок, лежащий в нескольких шагах от них на вытоптанной тропинке. Он и увидел Тереи в окне и дал знак повару, который тут же прибежал, обиженный.

— Почему сааб мне не позвонил, — жаловался Перейра, — я ждал… Но все и так приготовлено к чаю. Звонил художник, Рам Канвал, спрашивал, не приедет ли сааб к нему… Я не знал, что ответить, он заупрямился, сказал, что будет ждать на углу улицы, его дом не так легко найти.

Тереи смотрел на покрытое морщинами озабоченное лицо, седые взъерошенные волосы, слезящиеся глаза.

— Слушай, — начал он серьезно, — тебе хорошо в моем доме? Перейра сложил ладони, как для молитвы, и ударил ими в худую, темную грудь так, что загудело.

— Сааб, ты знаешь, ты мой отец и мать, я и моя семья живем в твоей тени.

— То, что происходит в этом доме, имеет отношение ко мне и к тебе. Достаточно, что мы оба об этом знаем. У меня есть перстень с бриллиантом, а ты должен быть счастлив, что у тебя богатый господин. Черные глаза блеснули из-под приподнятых век, повар понимал, о чем идет речь.

— Но не все должны об этом знать, потому что завистливых и жадных вокруг полно.

— О да, сааб, плохих людей много, — поддакивал Перейра.

— Если я узнаю от знакомых, которые слышали от своих слуг, а они от вас, что ты говорил о перстне, цены которого не знаешь, можешь больше не возвращаться в кухню, если даже ее двери будут открыты. А я возьму себе другого повара, который будет мне служить и уметь молчать… Ты понял?

Перейра смотрел внимательно и задумчиво.

— А вдруг уборщик, ведь он тоже входит в комнаты… А если чокидар? Он ночью ходит вокруг дома и спит на пороге, как собака, а вдруг они проболтаются?

— Предупреди их, что я выгоню всех, поскольку хочу жить спокойно. А ты, повар, знаешь, что я слов на ветер не бросаю.

— Да, сааб, — подтвердил взволнованный Перейра. — Во сколько подать dinner?

— В десять. Приготовь постель во второй спальне. Миледи — мой гость и останется здесь на ночь, — Иштван говорил тихо, подчеркивая каждое слово. — Ты умный, старый человек и запомни слова, какими ты ее встретил: эта госпожа — настоящая леди. Ты хотел бы, чтобы она такой и осталась в ваших разговорах, даже когда утром покинет этот дом.

— Надо ли прислуживать за столом?

— Да. Только вымой руки, потому что ты держался за землю, — приказал Тереи и пошел в свою комнату за Маргит, которая встретила его, заговорщически опустив веки и полураскрыв губы, которые он тут же начал жадно целовать.

— Идем, тебя ждет чашка очень ароматного чая…. — приглашал он, передразнивая голос повара. — Ты можешь даже испортить его вкус ложечкой свежих сливок.

— Не нарушай своих планов из-за моего неожиданного визита, — просила Маргит, с хрустом надкусывая гренку, на которой растапливалось масло под слоем апельсинового джема, — я с удовольствием тебя здесь подожду. Но я буду еще более счастлива, если ты возьмешь меня с собой, если мы не расстанемся, если только…

— Мне надо быть у художника Рама Канвала, но я в любой момент могу отказаться от этой встречи. Ты его знаешь, он был на свадьбе Грейс, помогал нам покупать босоножки.

Маргит посмотрела на него сияющими глазами.

— Надо было бы к ней заехать. Ведь вы же дружите.

— Не знаю, не увез ли ее куда-нибудь раджа, — попытался оттянуть встречу Иштван. — Они постоянно в разъездах.

— Проверь, позвони. Она обидится, если узнает, что я в Дели и не заглянула к ней… Интересно, как Грейс себя чувствует замужем… Очень ли изменилась? По сути, она англичанка, а не индуска.

— Я тоже так думаю, но ты ее теперь не узнаешь, она стала правоверной индуской, я потерял с ней контакт со дня свадьбы — пытался отговорить ее Иштван, — да и с ним тоже… Он перестал бывать в клубе.