Каменные скрижали - [59]

Потом встал около нее на колени, обнял и положил голову ей на грудь. Он слышал, как бьется ее сердце. Маргит погладила его ласково, почти по-матерински.

— О, как хорошо, — в его голосе прозвучало такое облегчение, что он сам смутился.

— Я в этом не уверена.

Девушка легонько оттолкнула его рукой, но в этом ее жесте не было неприязни, а лишь нежность.

— Ну, сядь, послушай.

— Так это еще не все?

— Нет.

Он поцеловал ее опущенные веки и послушно сел в кресло. Иштван наблюдал за тем, как она встает, потому, что как раз закипела вода, насыпает растворимый кофе в чашки, мешает его с сахаром.

— Дай, — он отобрал у нее кастрюльку, обмотал носовым платком ее ручку — разлил в чашки кипяток. Иштван уже успокоился, теперь у него было время, он знал, что добился своего. Она будет ему принадлежать. Спешить было ни к чему. Тереи смотрел на ее вытянутые ноги, на поднимающуюся грудь и лонный бугорок, заметный под тонкой тканью платья, на очертание повернутого к нему лица, погруженного в свет лампы. Так вождь смотрит на лежащий в долине город, который падет, завоеванный им.

— Пей кофе, тебе он поможет… Ведь придется ночью вести машину, а у тебя в крови есть алкоголь.

Он внимательно посмотрел на нее. Маргит замолчала. Ему показалось, что она о нем не помнит, покинула его, а может, только притворяется равнодушной.

— У меня был жених, — начала она вполголоса, глядя перед собой, немного приподняв голову.

— Я знаю. Его убили японцы.

— Ты ничего не знаешь, — спокойно, почти сонно прервала она. — Разреши мне закончить. Его послали на патрулирование, полк отступал, части его были разбиты. Люди выбивались из сил. Стенли пошел добровольно. С ним еще семеро, которые не хотели от него отставать. Они шли через болото и проклинали свою судьбу. Каждый шаг вперед уменьшал шансы на возвращение. Ночь. Настоящие джунгли, а не колючие кусты, как здесь. Знаешь, как в темноте слышен каждый звук, как пугает тишина? Они попали в засаду. Двух солдат ранили японцы и, чтобы не возиться с ними, их добили по приказанию офицера. Он велел Стенли показать на карте, где находится полк. Солдаты дружно утверждали, как было заранее договорено, что все они из разных частей и только командир патруля знает, куда их ведет. Стенли отказался давать показания. Он всегда был упрямым, с детства делал только то, что хотел, — Маргит задумалась, словно пыталась восстановить в памяти образ мальчика из собственного детства.

— Его пытали? — спросил Иштван, желая дать ей, возможность опустить страшные подробности, которые, как он предполагал, должны были прозвучать в ее рассказе.

— Да. Солдатам связали руки за спиной и посадили в ряд, чтобы они видели, что их ждет, со Стенли сорвали рубашку и за ноги привязали к двум согнутым, упругим деревьям. Он так и висел головой вниз, связанными руками касаясь травы.

Японцы разожгли под ним костер, а офицер ударом ноги раскачал этот живой маятник. Понимаешь, они его жгли заживо. Стенли пробовал заслонить лицо, а потом разбросать связанными руками угли. У него начали гореть волосы, — все это она говорила очень спокойно. — И хотя Стенли выл от боли, он не сказал ни слова. Офицер еще какое-то время ждал, а потом пристрелил его.

Было слышно, как капает вода в ванной, за окном назойливо стрекотали цикады. Бедная девочка. Иштван испытывал к ней огромную жалость, внутри него была пустота. Весь хмель как рукой сняло. Ну, что же я могу ей дать? Какие слова утешения найти?

— Стенли не предал, зато те, кто смотрел на его мучения, выдали все, что им было известно. Один за другим.

— Откуда ты знаешь?

— Тот, кто принес мне это известие, мой первый, — она презрительно фыркнула, — надеялся получить у меня отпущение грехов. Нашел, у кого просить. Итак, теперь ты знаешь все.

Маргит сидела, сгорбившись, ее руки лежали на коленях, словно парализованные. Она была переполнена болью.

Что я могу? — думал он с отчаянием, — Погладить, приголубить, как щенка, которому наступили на лапу? Почему именно со мной должно было такое случиться, — он почувствовал обиду и жалость. — Зачем ей было нужно сейчас об этом говорить?

— Маргит, — начал он неуверенно, — ведь все, о чем ты сейчас рассказывала, произошло тринадцать лет назад.

— Тринадцать лет назад ты был на стороне японцев, был врагом.

— Но это случилось давно, очень давно, — пытался защищаться Тереи. — Ведь нас заставили. Венгры не хотели…! Маргит, — просил он, — забудь, я тебя люблю.

— Не лги. Ты хочешь меня, можешь меня иметь. Сегодня, завтра. В любой день, когда захочешь. Ничего сейчас не говори. Иначе потом пожалеешь. Потому что я тебя и в самом деле люблю. Это страшно. Я знаю, что у тебя есть жена, сыновья. И смирилась с этим. Хотя буду бороться за тебя, если поверю, что ты тоже меня любишь. Так подумай… Время есть. Ведь я никуда не денусь. — В её голосе слышалось отчаяние. — Я не ищу в любви к тебе легкого утешения. Пойми, вся моя жизнь — это ты. Он молчал, потрясенный, ошеломленный.

— Езжай, — прошептала Маргит. — Мне тоже нелегко… Теперь ты понимаешь, почему я противлюсь. Иштван понимал, что он ничего не может изменить, инстинкт подсказывал не пытаться играть, любое слово прозвучало бы фальшиво.