Каменные скрижали - [4]

Иштван соскочил с лошади, приподнял девушку за талию. Ремешок лопнул, и пробковый шлем Грейс укатился куда-то в кусты. Юбка высоко задралась, он увидел ее смуглые, крепкие ноги.

— Что с тобой, Грейс? — Иштван потряс ее за плечи, так что она прислонилась лбом к его щеке. Тереи чувствовал запах ее волос, от девушки исходило тепло, мягкие от усталости губы прильнули к его шее.

Грейс открыла глаза и посмотрела на Иштвана так пристально, что его бросило в дрожь. Он крепче обнял индианку и понес ее на руках. Это было не случайное прикосновение, а поцелуй.

— Испугался, Иштван, — сказала Грейс низким голосом. — Тебе было бы жаль, если бы я разбилась?

Тереи вместо ответа хотел поцеловать ее в губы, но всадники уже были близко, они слезали с лошадей. Падение Грейс давало возможность прекратить мучительную гонку в полуденном зное.

Девушка стояла, опираясь на руку Иштвана, и отряхивала юбку, ему показалось, что она хотела бы продлить минуты близости.

Подъехал ее жених на арабской лошади в яблоках. Видя, что Грейс уже стоит, он даже не спрыгнул с коня.

— Я его едва не прикончил, когда начали трубить отбой, — возбужденно крикнул раджа. — Посмотри, я попал ему прямо в загривок, даже шерсть осталась на остриё.

Кхатерпалья поднес наконечник копья слишком близко к их лицам.

«Уж не хочет ли он нас предостеречь?» — пронеслось в голове Иштвана. Слуга подвел пойманную лошадь.

— Может ли мисс сесть на коня? — спросил девушку Тереи.

— Называй меня Грейс. Мой жених ничего не имеет против этого. Правда, мой раджа?

— Да, только сначала он должен начать называть по имени меня. Ведь мистер Тереи — джентльмен. Помогите ей сесть в седло.

Раджа воткнул копье в землю и начал выдалбливать в ней ямку.

Иштван поднял девушку, посадил в седло, поставил ее ногу в стремя, поправил собранные поводья, казалось, ему трудно было от нее оторваться. Увидев, что раджа уже повернул лошадь и, не дожидаясь их, напрямик поскакал по лугу, Грейс приподняла юбку и показала разбитое колено.

— Больно, — пожаловалась она как ребенок. Иштван быстро поцеловал голубоватое пятно. Не сказав ни слова, девушка поскакала галопом вслед за удаляющимся раджой, Иштван обернулся. За ним на коне, как статуя, возвышался усатый вахмистр, острие пики торчало над красным тюрбаном.

«Видел ли он? — подумал Тереи, беспокоясь о Грейс. — Понял ли он что-нибудь из того, что здесь произошло?»

Когда Иштван догнал жениха и невесту и шагом поехал так близко от Грейс, что их стремена позванивали, касаясь друг друга, никто уже не вспоминал о падении девушки, разговор шел о достоинствах арабов-полукровок, о фураже, об уходе за гривами коней… Тереи спрыгнул с лошади. Грейс соскочила сама, прежде, чем он смог ей помочь, вахмистр прикрикнул на коноводов; в коротких шортах и шерстяных носках они были похожи на состарившихся скаутов.

Иштван взглянул на усатое лицо вахмистра; поблескивающие из-под мохнатых бровей глаза индийца смотрели снисходительно. — Удачная охота, сааб? — сказал он многозначительно и протянул руку за чаевыми.

В темном помещении разноцветные лучи солнца проникали сквозь витражи с гербами, носились в воздухе. Охотники собрались у бара, хотя все они свободно разместились бы в просторном зале. Глубокие кожаные кресла приглашали отдохнуть, постепенно все присутствующие разбились на группы. Босоногие слуги передвигались бесшумно, подавая алкоголь и сигары. Кто-то включил вентилятор, и накрахмаленные муслины, торчащие, словно гребни на тюрбанах боев, начали шевелиться как живые. Лежащие на столе газеты, вставленные в тростниковые рамки, зашелестели, словно их перелистывали невидимые руки давно умерших членов клуба, которые еще раз решили заглянуть в светскую хронику. Иштван вставил пику в подставку.

— Иди сюда, — позвал раджа. — Мы должны выпить на брудершафт. Садись рядом с Грейс — Девушка сидела, утонув между кожаными подлокотниками кресла, задумчивая, чужая, однако Иштван успел заметить, что обе ладони Грейс держала на коленке, которую он только что поцеловал.

— Ей больно, — сказал раджа.

…Тереи опять с отвращением посмотрел на белый смокинг, висящий на спинке стула. Лопасти панкхи гонялись за собственной тенью на потолке. Ящерица, словно вылепленная из хлебного мякиша, медленно передвигалась по стене.

«Неужели я влюбился? — покачал он головой; ему была неприятна эта неожиданная женитьба. — В конце концов, ничего не изменится, все равно они будут моими друзьями», — думал Иштван, но все, же испытывал какую-то неясную обиду. Будто и в самом деле он прощался с девушкой, терял ее. Прощания… Зима пятьдесят пятого года. Хмурое лицо Белы Сабо на будапештском вокзале.

— Какой же ты счастливый! Я всегда мечтал увидеть Индию… Я сделаю это per procura[3], увижу ее твоими глазами. Только пиши мне обо всем! Я рад, что тебя посылают, но мне жаль с тобой расставаться.

— Я вернусь, не успеешь оглянуться. Через три года придешь меня встречать.

— Какой смысл загадывать? — загрустил Бела. — Три года по нынешним временам…

Шипел пар, застывая в иглистый иней на стыках труб. Лязг железа, посапывание паровоза усиливали чувство холода, пробирали ознобом. Однако Бела не умел долго грустить.