Каменные часы - [70]

— Пришли, — сказал Вася, — я тут знаю ключ с хорошей водой. Попьешь — и прибавится сил, отстанет усталость.

Костя почувствовал, как хочется пить.

Каша вокруг, а не вода. Не сделал еще глотка — уже тошнит заранее. И вдруг — ключ? С трудом верится. Какая тухлая была вода, когда ночью он провалился с головой в старицу. Костя выбрался на сухое место и подождал Васю.

— Чудом вы здесь не утонули, — сказал парнишка.

— Просто повезло, — кивнул Костя, поражаясь, что вечером он сумел пробраться на этот остров и сегодня утром спокойно выбрался с него. Как затмение нашло — ничего не видел, да прошел.

Словно кто провел.

Что и говорить, здорово повезло. И теперь уж понятно, отчего собаки обошли его с Дягилевым стороной. Пугала собак застойная вода. Зверь почуял гибель.

Костя вылил из сапог воду, отжал портянки, обулся и пошел к согнутой ветрами сосенке. За ней он коротал ночь, чуть подалее должен был открыться сухой бугор, где лежит командир…

Дягилев привстал и держал в руке пистолет, когда стрелок и Вася появились у костра. Летчик сел и попытался подняться на ноги.

— Я чуть не ушел отсюда, Костя, — сказал он с трудом, — думал уже, что остался один, — голос Дягилева странно изменился, сделался скрипучим, чужим. Небритое почерневшее лицо дернулось. — Собрался вот выбираться… — прежняя веселая улыбка мелькнула на его губах и пропала. — Я, кажется, крепко оглох, Костя!

19

На пожарище со всего леса слетелось воронье. И Катерина, не дождавшись брата, одна похоронила деда Евдокимова. Однако птицы не улетели, расселись поблизости на деревьях, встревоженно галдели, будто и их война сорвала с насиженных мест и заставила переселиться.

Много слез пролила с утра Катерина, и первая седая прядь уже засветилась паутиной в ее темно-каштановых тяжелых волосах. Красивое ее лицо было густо вымазано землей и сажей, и следовало долго в него вглядываться, чтобы определить хотя бы примерно возраст этой женщины с горестно опущенными плечами.

Она не знала, что постарела в один день, но уже надела старушечий мятый пиджак и юбку, стоявшую колом, шитую словно из чертовой кожи. Вася посоветовал ей так одеться и плотно повязать голову темным суконным платком.

Так ее молодость разом прошла. Спряталась и никогда не возродится.

Катерина думала о муже и ужасалась, что и он мог принять смерть, как дед Евдокимов, или еще страшнее, мучительнее, и рядом никого не оказалось из своих людей.

Горькая мука поселилась в ее душе.

Она сидела на обожженном камне-валуне и смотрела, как солнце клонилось к востоку и тусклым золотом там горел лес. Ветер взвихривал над пожарищем пепел, закручивал в спираль и не в силах нести — ронял на землю. И двор постепенно покрывался слоем пепла.

Здесь теперь был ее дом.

Слезы текли по щекам, и Катерина их не замечала. Ружье, заряженное еще дедом Евдокимовым, лежало у нее на коленях. Его нашел Вася, проверил и оставил ей. Катерина хорошо умела стрелять диких уток влет, не одну зорю встретила на болоте — любила охоту, а еще больше просыпающуюся природу, когда солнце холодно лучами умывает сначала все вокруг и затем уже начинает пригревать.

У солнца берет пример хорошая хозяйка.

Так не однажды говорила ей мать. И она, девчонка, понимающе улыбалась. Доглядывать до всего успевала немного раньше, чем было положено по возрасту.

Пестрая кошка появилась на дворе и, выгнув горбом спину, замерла, вся ощетинилась, потом скакнула в сторону и, распластавшись по земле, подползла к Катерине, опять выгнула спину и прошла вкруг ее ноги.

Катерина погладила кошку, взяла на руки, заглянула в желтые крыжовники кошачьих глаз. Дым, дым в них таился, показалось ей. Все-таки вернулась домой кошка деда Евдокимова, преодолела страх перед пепелищем.

Тьма густела во всех сторонах света. Лес тревожно гудел. Ветер уже был хозяином в вышине — слышный, но невидимый готовился показать свою силу и мощь, предостерегающе свистел, собирал грозу.

С первыми каплями дождя Катерина ушла в дом и села у окна, поставила ружье в простенок.

И обрушился ливень.

От грома зазвенело стекло. Молния огненной плеткой разрывала мрак, и все вокруг освещалось, как днем. Стонала и кручинилась природа под холодным и свирепым ливнем. Поток, а не дождь пролился на землю.

Катерина стряхнула с себя навалившееся оцепенение, принялась растапливать печь. Вася где-то ходил во мгле. Она беспокоилась за него и готовилась встретить теплом, чтобы он и те люди, что придут с ним, сразу отогрелись и ожили.

Просто страшный ливень стегал за окнами. Все живое давно попряталось.

Но думалось больше о муже, все припоминалась его растерянная улыбка, когда уходил на фронт и уже стоял со своими товарищами в кузове грузовика и машина медленно тронулась. Жены и невесты кинулись следом, цепляясь за борт. И она, конечно. Да споткнулась и упала. Подхватилась догонять и еще раз упала. Люди говорили, мол, не к добру — мужик целый вернется, да вот ей не устоять.

Пусть. Муж помнить будет.

Видать, давно не топилась эта печь, неохотно разгорались сухие дрова, припасенные еще прежними хозяевами.

Катерина хорошо помнила, что в этой домине жил до войны первенец деда Евдокимова Данила, запасливый и работящий мужик, с виду хмурый, словно ночь, но вот запоет — заслушаешься. Волшебный голос имел Данила. Или сказки начнет сказывать, умрешь от страха — откуда только и брался лютый голосище у Данилы, добрейший ведь был мужик, любил одаривать детей…