Каменные часы - [27]

— Вообще-то я вас должен задержать, — сказал Неведов, — вы обвиняетесь в укрывательстве особо опасных преступников.

— Но разве это обязательно делать до суда? — уважительно заметил Мецца Авраамович. — Меня не надо изолировать, я не опасен и не могу принести никакого вреда окружающим.

14

Неведов арестовал Щекутьева. Неожиданно выяснилось, что инженер Гашев очень похож на особо опасного Каленого. Барнаульский следователь Крайний посмотрел фотографии двойника и признал в нем погибшего инженера и был огорошен, сбит с толку, изумлен тем, что снимки сделаны совсем недавно — как-никак пять лет прошло, именно столько насчитывало дело по скорому Москва — Барнаул.

— Какая-то чертовщина, капитан, — сказал Крайний Неведову и развел руками: — Поразительное сходство.

— Что-то еще произошло в скором поезде, — заметил барнаульскому следователю Неведов, — и об этом умалчивает Щекутьев. Не простое в поезде случилось убийство. Ну, предположим, били мальчишек за воровство и никто не собирался у них отнимать деньги? Очень уж трудно поверить, что Гашев, начальник цеха на большом уральском заводе, занимался в командировках разбоем.

— Гашев был в состоянии сильного опьянения. Это установила экспертиза, — осторожно ответил Крайний, — и человек он, судя по показаниям свидетелей, вспыльчивый, как порох.

— По пьянке, значит, мог и гробануть? Так, что ли?

— Чего не бывает по пьяному делу, — уклончиво сказал Крайний и машинально, быстрым движением подкрутил кончики тоненьких черных усов, откинул со лба жидкую прядь жирных волос.

— Щекутьев отрицает, что Гашев был пьян, — сказал Неведов, и глухое чувство неприязни шевельнулось у него к следователю из Барнаула. Занудливых и обтекаемых людей, постоянно озабоченных своей внешностью, он не любил.

— Щекутьев еще сознается, что Гашев был пьян, — безразличным тоном сказал Крайний, — в его положении нельзя долго изворачиваться. Он сейчас боится каждого вопроса. Плохо спит. Взвинчен.

— Я убежден, что Щекутьев не убивал Гашева, — сказал Неведов.

— Как знать? — скучно возразил Крайний и покосился на Войтова, сосредоточенно писавшего в блокнот.

— У вас принято все фиксировать? — спросил он, кивнув на Войтова.

— Пусть это вас не смущает, Лев Георгиевич, — успокоил его Неведов, с трудом подавив вспыхнувшее раздражение.

Такое бывало с ним редко.

И Неведов теперь думал, что никакой работы не получится с этим следователем, чистеньким и каким-то глянцевым. Не сумел раскрыть за пять лет убийство Гашева, и ничего — сидит, хоть бы хны! Чистит перышки. Подвернулся Щекутьев, так готов заставить его признаться в преступлении. А с делом ведь не справился, но ушел на повышение, получил майора. Да сейчас чуть-чуть волнуется и нервничает. С этим скорым Москва — Барнаул может прахом пойти карьера.

— У меня очень мало времени, — напомнил сухо о себе Крайний, видя, как Неведов выключил самовар и принялся заваривать чай в фарфоровый голубой чайник.

— Вы разве проездом? — изумился Неведов и понимающе улыбнулся.

— Я вас детально познакомил с делом скорого Москва — Барнаул, — Крайний посмотрел на часы и встал, — к сожалению, обстоятельства не позволяют задерживаться.

— А кто будет вести это дело, с которым вы нас изволили познакомить? — спросил, улыбаясь, Неведов. — Я вас не понял, Лев Георгиевич.

Сутулый и узкоплечий Крайний подкрутил усики и примирительно поднял вверх ладони.

— Ничего не поделаешь, обстоятельства сильнее нас, — сказал он озабоченно, словно ничего не переменилось в разговоре.

— Что ж, — вздохнул Неведов, — придется вам везти назад в Барнаул все, что вы сочинили пять лет назад.

— Но дело же стало проще пареной репы! — с наигранным возмущением округлил глаза Крайний. — Взяли Щекутьева — и прекрасно. Я вас не понимаю, Николай Иванович. Честное слово, не понимаю.

— Щекутьева я сегодня же освобожу, — твердо сказал Неведов, — и дела вашего по скорому вести не буду. Списывайте снова в архив, как нераскрытое.

— Но почему?! — опешил совершенно искренне Крайний. — Дальнейшее расследование, как говорится, лишено элементарного смысла. И прекратите, наконец, писать! — возмущенно сказал он Войтову.

Но тот даже не взглянул на него.

Неведов взял со стула пухлую синюю папку с оборванными тесемками, перевязал ее шпагатом и сунул в руки ошеломленному следователю из Барнаула.

— Тут все материалы скорого в полной сохранности. Прошу внимательно проверить.

— И распишитесь, — сказал Войтов.

— В вашем блокноте? Ни за что! — у Крайнего вздрагивали губы.

— При чем тут блокнот? Вы ведь забрали дело по скорому Москва — Барнаул?

Крайний расписался в канцелярской книге и, не попрощавшись, выскочил за дверь, захлопнув ее с треском, так, что посыпалась штукатурка с потолка.

— Обиделся, — сказал Войтов и закрыл блокнот.

— Завтра прибежит и будет извиняться, — сказал, поморщившись, Неведов, — но Щекутьевым ты сразу займись, его надо освобождать. И вези его ко мне.

15

Щекутьев сильно изменился со дня первой встречи. И это отметил Неведов. То, что он подозревается в убийстве, неотразимо подействовало на Ивана Ивановича. Во взгляде его появилась неуверенность, и глаза потеряли жесткое свое выражение хищности. Лицо опало, сделалось худым, губы взяли привычку поджиматься. Щекутьев стал некрасиво пришепетывать, заикаться, растягивать слова.