Каменная грудь - [66]

Шрифт
Интервал

На стене даже присели все, захваченные зрелищем. Будто играл добрый молодец с непобедимым батуром: нанесет несколько ударов и уйдет, выжидая, в сторону. Батур не поспевал за ним, злился. Помчался во весь опор, но русс опять ушел, поскакал по кругу.

Нервно засмеялись на Самвате, видя, как путает молодец степняка. То справа зайдет, то слева; раскручивает саблю батур, да все впустую, воздух сечет. Снова сшиблись. Замелькали клинки. Уже не понять было, кто кого одолевает, только лязг слышался, да кони бросали комья грязи из-под копыт.

Перехватило дыхание у людей на Самвате. Вот тебе и лыко драное! Откуда что взялось! Откуда эта сноровка, эта хватка, этот непобедимый дух. А конь-то, конь! Ай да сенное брюхо!

– Э-э-э, – одним выдохом произнесли люди; хватаясь друг за друга, нервно искали место рукам.

Зашатался в седле батур, не давал ему опомниться молодец, и не молодец, а оборотень! Уже обагрилась кровью кольчуга печенега, но покривилось плохо пригнанное седло под русским, и в одну минуту налетел на него батур, ударил саблей, затоптал конем.

– А, хвороба тебя забери! – выругался Улеб на воротах.

– Слава доброму молодцу! – воскликнул кто-то, и защитники Самваты с воодушевлением подхватили: – Слава!..

– А-а-а! – отдалось под тяжелыми сводами ворот, словно возмутились жившие там духи предков; задрожала стена под ногами Улеба, добралась дрожь до сердца.

– Кричи им, Будимир, пусть высылают другого батура, я хочу драться! – проговорил Улеб. – Кто бы ни был этот батур, он у меня, как сухарик, захрустит ребрышками.

Будимир не заставил себя просить, громко прокричав что-то очень обидное. Печенеги поднялись, засуетились. От их шумящих толп отделился свирепого вида всадник в шлеме из волчьей головы, крепкий, корявый!

– Гирда! Гирда-батур! – пронеслось по Самвате имя известного печенежского богатыря.

Улебу привели коня, он вскочил на него, словно прирос к седлу. На храбре был тяжелый новгородский доспех из трехсот пластин, грубый шелом с переносьем, в руках – длинное копье; червленый щит, наполовину вытащенный из ножен, широкий меч. Выехал за ворота, остановился. Рыжие усы вздувались ветром. Вся осанка великана выражала силу, которой бы горы ворочать да реки перекрывать.

Противники стояли на расстоянии одного стрелища, откровенно приглядывались друг к другу.

– Не поддайся, Улеб, – сложив ладони трубкой, крикнул Тороп.

– Бей его насмерть! Согни! Копье под пазуху! Мечом в висок! Убей печенега проклятого, – послышались выкрики и оборвались, потому что противники, вогнув головы и взяв копья наперевес, ринулись во весь опор.

Прикрывшись щитом, мчался печенег на быстроногой лошади, скалил зубы, гикал, стараясь запугать русса и подбодрить себя.

В смертельной дрожи заныли накры. Улебу казалось: это бьется сердце Самваты. Храбр в упор смотрел на стремительно приближающегося к нему свирепого батура. В то мгновение, когда копья должны были скреститься, Улеб взмахнул мечом… острие наконечника уже коснулось его груди, но, словно отрубленное жало, наконечник отлетел в сторону. Гирда-батур успел увернуться, шпора Улеба сорвала с лошади клок шерсти. Неловко разворачиваясь, противники снова встали один против другого.

… Оглушал многоголосый людской рев, кровь закипала в жилах, бросалась в лицо, ощутимо, до дрожи, сбегала в конечности.

Подхваченные неведомой силой, толкающей их вперед, противники сшиблись. Гирда-батур ударил Улеба в плечо кожаным щитом, занес саблю, но конь навалился на него тяжестью стального нагрудника. Заскрежетала сабля по мечу, легкая, кривая, смертоносная. Заскрежетала и выпала из рук. На Самвате видели – лежала она в траве, как белое перо, оброненное перелетною птицей. Печенег издал странный хрипящий звук, втягивая в себя воздух, и, ослабев, повис на копье, туго вошедшем ему в живот. Не помогла кольчужная сетка, прошила ее острая сталь, как тонкая игла прошивает мешковину. Зубы кочевника под вздернутыми жесткими усами еще больше оскалились.

– А-а-а! – торжествующе взревела Самвата.

Как знамя, держа побежденного на копье, Улеб повернул к крепости, но, увидев, что наперерез ему, избивая коней, скачут озверелые степняки, свалил Гирду-батура в траву и помчался во весь дух, разъяренный, могучий.

С веселым скрипом закрылись за ним массивные Кузнецкие ворота.

ГЛУХАЯ УГРОЗА

Страшная была ночь, темная. Жаром дышали великокняжеские покои. Сухо светила лампада, заливавшая стены грязной пергаменной желтизной. Ни один звук не приходил извне, каменной глыбой нависла тишина и слабо трепыхались под сводами бесшумные мотыльки.

Тяжелы думы по ночам, но легки старческие веки, не сомкнуть их княгине. Широко раскрытыми глазами смотрела она в темноту парчового балдахина над ложем. Седые волосы схвачены черным повойником, на плечах и груди простой монашеский апостольник.

Мрак! Поистине, непроглядный мрак опустился на великую Русь, тот, с которым княгиня боролась всю свою долгую жизнь. Не она ли виновна в несчастьях, обрушившихся на молодое, еще не окрепшее княжество? Сама приняла святую веру, а людей оставила в язычестве. Не господень ли это промысел? Да, грешна перед ним великая княгиня. Дважды ей предлагали крестить русский народ и дважды она отклоняла предложения алчных, враждующих между собой императоров – Константина Багрянородного и Оттона Первого. Свят Бог, но не безгрешны помазанники Божии. Оба императора протягивали руки к Русской земле, и Ольга не пожелала ее крещения. Вот почему опустился этот мрак. Как бы хотелось княгине встать и пойти туда, на Самвату, увидеть все своими глазами, осенить избитые стены крестным знамением. Были ведь времена, когда никто не мог обойтись без нее, а теперь… Даже девки Судиславы нет под боком. Пропала она, как в воду канула. Ни разу не заглянула в покоя с того вечера… Может, гнева княжеского боится, что не выполнила наказа, не смогла подластиться к добытчику. Слава Всевышнему, Златолист схвачен; он посажен в крепкий поруб Воронграй-терема один-одинешенек. Поруб завален дубовыми сырыми колодами и засыпан землей – только маленькое окошко оставлено, чтобы пищу спускать на веревке…


Еще от автора Анатолий Гаврилович Загорный
Легенда о ретивом сердце

Историческая повесть А. Загорного «Легенда о ретивом сердце» посвящена главным героям нашего былинного эпоса, тем, кто первым принимал на заставах удары кочевнической стихии в суровые годы становления русской государственности. События, о которых рассказывается в «Легенде», происходят в правление великого князя Владимира Красное Солнышко (980-1013 гг.). Имея ввиду реальное существование народных защитников в лице Ильи Муромца, Добрыни Никитича и Алёши Поповича, автор показывает их не фантастическими «сверхчеловеками», а обыкновенными людьми, но только наделёнными могучим духом, недюжинной физической силой, людьми, беззаветно преданными родной земле. Пристально вглядываясь сквозь былинную красочную вязь в мир Древней Руси, автор рисует народные сцены, участниками которых являются холопы, смерды, горожане-ремесленники, бояре, воины.


Рекомендуем почитать
Россия. ХХ век начинается…

Начало XX века современники назвали Прекрасной эпохой: человек начал покорение небесной стихии, автомобили превратились в обычное средство передвижения, корабли с дизельными турбинами успешно вытесняли с морских просторов пароходы, а религиозные разногласия отошли на второй план. Ничто, казалось, не предвещало цивилизационного слома, когда неожиданно Великая война и европейская революция полностью изменили облик мира. Используя новую системную военно-политическую методологию, когда международная и внутренняя деятельность государств определяется наличным техническим потенциалом и стратегическими доктринами армии и флота, автор рассматривает события новейшей истории вообще и России в первую очередь с учетом того, что дипломатия и оружие впервые оказались в тесной связи и взаимозависимости.


Проклятый фараон

Когда выхода нет, даже атеист начинает молиться. Мари оказалась в ситуации, когда помочь может только чудо. Чудо, затерянное в песках у Каира. Новый долгожданный роман Веры Шматовой. Автора бестселлеров «Паук» и «Паучьи сети».


Королевство Русь. Древняя Русь глазами западных историков

Первая часть книги – это анализ новейшей англо-американской литературы по проблемам древнерусской государственности середины IX— начала XII в., которая мало известна не только широкому российскому читателю, но и специалистам в этой области, т. к. никогда не издавалась в России. Российским историком А. В. Федосовым рассмотрены наиболее заметные работы англо-американских авторов, вышедшие с начала 70-х годов прошлого века до настоящего времени. Определены направления развития новейшей русистики и ее научные достижения. Вторая часть представляет собой перевод работы «Королевство Русь» профессора Виттенбергского университета (США) Кристиана Раффенспергера – одного из авторитетных современных исследователей Древней Руси.


Лемносский дневник офицера Терского казачьего войска 1920–1921 гг.

В дневнике и письмах К. М. Остапенко – офицера-артиллериста Терского казачьего войска – рассказывается о последних неделях обороны Крыма, эвакуации из Феодосии и последующих 9 месяцах жизни на о. Лемнос. Эти документы позволяют читателю прикоснуться к повседневным реалиям самого первого периода эмигрантской жизни той части казачества, которая осенью 1920 г. была вынуждена покинуть родину. Уникальная особенность этих текстов в том, что они описывают «Лемносское сидение» Терско-Астраханского полка, почти неизвестное по другим источникам.


Хасинто. Книга 1

Испания. Королевство Леон и Кастилия, середина 12-го века. Знатного юношу Хасинто призвал к себе на службу богатый и влиятельный идальго. Не каждому выпадает такая честь! Впору гордиться и радоваться — но не тогда, когда влюблен в жену сеньора и поэтому заранее его ненавидишь. К тому же, оказывается, быть оруженосцем не очень-то просто и всё получается не так, как думалось изначально. Неприязнь перерастает в восхищение, а былая любовь забывается. Выбор не очевиден и невозможно понять, где заканчивается верность и начинается предательство.


История маски. От египетских фараонов до венецианского карнавала

Пожалуй, нет на нашей планете ни одной культуры, в которой не использовались маски. Об этом свидетельствуют древние наскальные рисунки, изображающие охотников в масках животных. У разных народов маска сначала являлась одним из важнейших атрибутов ритуальных священнодействий, в которых играла сакральную роль, затем маски перекочевали в театры… Постепенно из обрядов и театральной жизни маски перешли в реальную, став обязательным атрибутом карнавалов и костюмированных балов. Но помимо масок украшающих и устрашающих, существует огромное количество профессиональных масок, имеющих специфические свойства: хирургическая – защищающая чистоту операционного поля, кислородная – подающая воздух больным и ныряльщикам, спортивные маски, сохраняющие лица от повреждений.