Каменная баба - [4]
-Не побоялись сюда ехать?- спросил он, переводя глаза с ее белесого, чуть помятого от долгого перелета лица на руки, пухлые, покрытые золотистым, выцветшим от загара пушком и сохранявшие последнее очарование юности.
-Нет... С руками что-нибудь не так?
-Почему? Смотрю, у вас руки педиатра,- вывернулся он.- Дети в них, как в люльке, должны качаться.
-Качаются уже. Я два года как работаю.
-Это много,- покорно согласился он.- И мне проще: учить меньше придется...
Они сидели в кафе аэропорта, глядевшее окнами на взлетную полосу, и что-то ели: она, потерявшись от новых впечатлений, плохо чувствовала вкус блюд и даже не вполне ясно представляла себе, во что тычет вилкой. (Он, между тем, пригласил ее и оплатил счет: потом только, узнав его поближе, она задним числом по достоинству оценила тогдашний его порыв и готовность к жертвам.)
-А чего я должна бояться?- спросила она: потому что не любила неясностей. Глаза их в эту минуту впервые нашли друг друга: до того глядели друг на друга по очереди.
Он помешкал.
-Говорят, развлечений нет, неудобства?
-Это не страшно,- успокоила она его и, помолчав, добавила: - Я деревенская.
Тут-то их пути и разошлись в разные стороны.
-Это хорошо,- одобрил он, но в эту минуту, кажется, окончательно от нее отступился.- А я про себя не могу этого сказать. Городской до мозга костей и никак к селу не привыкну. Хотя живу здесь пятнадцать лет... Тогда совсем просто...- и поглядел с сожалением на недоеденные биточки, затем на часы на запястье.- Я боялся, закапризничаете. Мы вам квартиру в простой избе нашли. С удобствами снаружи. Рубленая, правда, изба, теплая... Если приживетесь, в больничном доме квартиру дадим: у нас там одно жилье используется не по назначению...
По дороге в Петровское, ведя машину, он рассказывал ей, что хочет возвести новый корпус: больница, надежно некогда построенная, не отвечала более требованиям времени; для этого приходилось часто ездить в область, но дело двигалось плохо: сначала не включали новостройку в план, потом забыли выделить стройматериалы, и так далее. Рассказ его по мере приближения к районному центру делался все скупее и прерывистее, а потом и совсем иссяк: он только называл проезжаемые селения, которые именовались по своим основателям или первым жителям: Васильевка, Семеновка, Трофимовка. В Петровское они въехали молча, но нельзя сказать, что общение их на этом прекратилось вовсе: разговор как бы продолжался, но в немом, безмолвном исполнении - так что, когда они вышли из машины, между ними была большая степень взаимопонимания, чем когда в нее садились. Он решил, видно, оставить ее в покое, и она ничего не имела против: когда попадаешь в новый коллектив и знакомишься с людьми, нет ничего лучше, как если начальство оставит тебя на время одну, обделит тебя и гневом своим и заботою.
3
Ходить за врачами не было нужды: они сами ее искали, она была нарасхват в первую неделю. Приезд нового доктора в небольшой городок - событие выдающееся: коллеги спешат засвидетельствовать новичку почтение, круто замешанное на любопытстве. Ее, учитывая отсутствие второго педиатра, проводящего с мужем отпуск на Черном море, поставили одновременно и в детское отделение, где было пятнадцать коек, и на прием в поликлинику: последняя располагалась в деревянном флигеле сразу при входе на больничную территорию. Больница была из кирпича темно-вишневого цвета: той же добротной купеческой кладки, что и школа Кузьмы Андреича, и, видно, построена одним благотворителем; широченные, в метр, стены были здесь и там одинаково украшены наличниками и карнизиками, бегущими мелкой строкой по узорчатому фасаду: таков был когда-то облик и стиль здешних присутственных мест и казенных учреждений.
В противоположность коллегам народ к ней валом не повалил: она приняла за весь первый день двух мамаш с детьми, да и те не вполне ей доверяли: одна так и не дала распеленать свое сокровище, так что Ирина Сергеевна как бы ограничилась заочной консультацией. Иван Герасимыч, самый старый и известный в Петровском врач-хирург, воспользовался ее вынужденным простоем и зазвал к себе. Хирургу, в его годы, было неловко идти к ней на поклон, на ее территорию, любопытен же он был сверх всякого молодого. Когда она вошла в его кабинет, он перевязывал чумазого парня в рабочей телогрейке, поранившего себе руку.
-Посмотри на него!- сразу переходя с ней на "ты", проворчал он.- Руку где-то ободрал. Тракторист, видишь ли... Садись, если приема нет. Поначалу так и будешь без дела сидеть. Это пока они в тебе разберутся, а до того лучше к фельдшеру какому-нибудь сходят - чтоб залечил их примочками... Где тебя так?- обратился он к потерпевшему, сдвигая очки на нос: чтоб видней было.
-За конбайн зачепился,- лихо отвечал тот.
-Как это - за комбайн зацепился?
-А у него сбоку хобот есть, откуда зерно сыпется - об него.
-Да как же ты до него достать мог?.. Пьяный, небось?!.- Хирург принюхался и вознегодовал: - Ну конечно! Я ж тебя знаю: ты все у питейного заведения торчишь, как мимо ни пройдешь!
Это была заведомая ложь, и тракторист так к ней и отнесся:
Это обследование было проведено более двадцати пяти лет назад. Автор попытался представить исследование о распространенности в населении психической патологии так, чтобы работа была в той или иной мере доступна всякому. Дело того стоит: психиатрия нужна каждому — особенно в тех ее разделах, которым эта книга посвящена в первую очередь: «пограничная», повседневная, почти житейская.
Роман повествует о жизни француженки, рано принявшей участие в коммунистическом движении, затем ставшей сотрудницей ГРУ Красной Армии: ее жизнь на родине, разведывательная служба в Европе и Азии, потом жизнь в Советском Союзе, поездка во Францию, где она после 50-летнего отсутствия в стране оказалась желанной, но лишней гостьей. Книга продается в книжных магазинах Москвы: «Библиоглобусе», Доме книги на Новом Арбате, «Молодой гвардии». Вопросы, связанные с ней, можно обсудить с автором.
Главный герой — начинающий писатель, угодив в аспирантуру, окунается в сатирически-абсурдную атмосферу современной университетской лаборатории. Роман поднимает актуальную тему имитации науки, обнажает неприглядную правду о жизни молодых ученых и крушении их высоких стремлений. Они вынуждены либо приспосабливаться, либо бороться с тоталитарной системой, меняющей на ходу правила игры. Их мятеж заведомо обречен. Однако эта битва — лишь тень вечного Армагеддона, в котором добро не может не победить.
Своими предшественниками Евгений Никитин считает Довлатова, Чапека, Аверченко. По его словам, он не претендует на великую прозу, а хочет радовать людей. «Русский Гулливер» обозначил его текст как «антироман», поскольку, на наш взгляд, общность интонации, героев, последовательная смена экспозиций, ироничских и трагических сцен, превращает книгу из сборника рассказов в нечто большее. Книга читается легко, но заставляет читателя улыбнуться и задуматься, что по нынешним временам уже немало. Книга оформлена рисунками московского поэта и художника Александра Рытова. В книге присутствует нецензурная брань!
Знаете ли вы, как звучат мелодии бакинского двора? А где находится край света? Верите ли в Деда Мороза? Не пытались ли войти дважды в одну реку? Ну, признайтесь же: писали письма кумирам? Если это и многое другое вам интересно, книга современной писательницы Ольги Меклер не оставит вас равнодушными. Автор более двадцати лет живет в Израиле, но попрежнему считает, что выразительнее, чем русский язык, человечество ничего так и не создало, поэтому пишет исключительно на нем. Галерея образов и ситуаций, с которыми читателю предстоит познакомиться, создана на основе реальных жизненных историй, поэтому вы будете искренне смеяться и грустить вместе с героями, наверняка узнаете в ком-то из них своих знакомых, а отложив книгу, задумаетесь о жизненных ценностях, душевных качествах, об ответственности за свои поступки.
Александр Телищев-Ферье – молодой французский археолог – посвящает свою жизнь поиску древнего шумерского города Меде, разрушенного наводнением примерно в IV тысячелетии до н. э. Одновременно с раскопками герой пишет книгу по мотивам расшифрованной им рукописи. Два действия разворачиваются параллельно: в Багдаде 2002–2003 гг., незадолго до вторжения войск НАТО, и во времена Шумерской цивилизации. Два мира существуют как будто в зеркальном отражении, в каждом – своя история, в которой переплетаются любовь, дружба, преданность и жажда наживы, ложь, отчаяние.
Книгу, которую вы держите в руках, вполне можно отнести ко многим жанрам. Это и мемуары, причем достаточно редкая их разновидность – с окраины советской страны 70-х годов XX столетия, из столицы Таджикской ССР. С другой стороны, это пронзительные и изящные рассказы о животных – обитателях душанбинского зоопарка, их нравах и судьбах. С третьей – раздумья русского интеллигента, полные трепетного отношения к окружающему нас миру. И наконец – это просто очень интересное и увлекательное чтение, от которого не смогут оторваться ни взрослые, ни дети.
Оксана – серая мышка. На работе все на ней ездят, а личной жизни просто нет. Последней каплей становится жестокий розыгрыш коллег. И Ксюша решает: все, хватит. Пора менять себя и свою жизнь… («Яичница на утюге») Мама с детства внушала Насте, что мужчина в жизни женщины – только временная обуза, а счастливых браков не бывает. Но верить в это девушка не хотела. Она мечтала о семье, любящем муже, о детях. На одном из тренингов Настя создает коллаж, визуализацию «Солнечного свидания». И он начинает работать… («Коллаж желаний») Также в сборник вошли другие рассказы автора.