Камень преткновения - [5]
— Батя, нам пора. Вылазьте боком. Топор мне давай.
Петр Сергеевич вздрогнул, сердце оторвалось, покатилось куда-то. Больше всего боясь, что зашумят рассыпанные им дрова, он полез вслед за Фиксатым между поленницами: ведь бригадир видел что-то в этой тьме, куда стремглав падал Петр Сергеевич.
Тьма и в действительности оказалась непроглядной: осенью ночь не медлит с наступлением.
Только страх руководил Петром Сергеевичем — страх потерять в темноте широкую спину бригадира. Он спотыкался, больно ударялся обо что-то и сразу же забывал про боль. Но когда дорога вдруг сделалась ровнее, исчезли с пути пни и колдобины, страх перешел в панический, сжимающий горло ужас. Это мозг, освобожденный от напряженного контроля за телом, начинал глубже постигать происшедшее.
— На трассу выбрались, — объяснил Фиксатый. — Спохватятся на поверке, только когда наши следы уже затопчут. Этой дорогой на лесоповал гоняют… Собаки затоптанных следов не возьмут… Нажимай, батя!
Петру Сергеевичу больше ничего и не оставалось. Все, что сохранилось от мира привычных положений и знакомых вещей, — это спина Фиксатого и голос Фиксатого. Они были необходимы Петру Сергеевичу более, чем воздух. Он шел, задыхаясь, ему не хватало воздуха, но он шел. Идти в одиночестве он не смог бы. Закрыл бы глаза и ждал…
— Эй, тише! — предупредил Фиксатый. Но предупреждение опоздало, Петр Сергеевич с маху ткнулся грудью во что-то огромное, в глазах запрыгали разноцветные искры. Он вытянул руки вперед и нащупал бревенчатую стену. Постройка? Вернулись к лагерю?
— Плотбище. К штабелям вышли. Смотри ноги не переломай! — услыхал он слова спутника. — Нам направо нужно, к реке.
Он двинулся направо, высоко поднимая ноги, вдруг потерял землю под собою и свалился вниз — обрез берега оказался совсем рядом. Упал на гальку. Вспомнив, что хочет пить, приник к воде.
— Закурить бы… — где-то рядом вздохнул Фиксатый. — Огня никак не добыть, спички вымокли. Нам теперь по реке надо, по реке — собаки искать не могут. Главное — оторваться в тайгу подальше, чтобы днем безопасно идти было. Айда! Ребята говорили, возле берегов неглубоко и дно ровное, песок…
Вода с предательским грохотом резалась об их ноги, норовя свалить, утащить за собою. Мокрые ветки нависших над водой кустов стегали по глазам. Не было ни времени, ни земли, ни неба, только холодные ветки и грохот воды под ногами. И тьма, в которой деревья, и кусты, и береговые обрывы казались призраками, сгустками этой тьмы.
«Бл-люх. Бл-люх. Бл-люх», — шлепали по воде намокшие чуни.
«Бл-люх» — шаг…
«Бл-люх» — два…
«Бл-люх» — три…
Можно считать шаги, заставляя себя ни о чем не думать. Он согласен шагать так без конца, все равно куда. Только бы ничего больше не произошло, не сбило с ритма, который позволяет не вспоминать о том, что человек летит в пустоту, в бездонную прорву.
«Бл-люх… Бл-люх… Бл-люх…»
— Стой, черт глухой!
Это кричит бригадир у него над ухом. Он остановился. Тьма начала редеть, расступаться или глаза Петра Сергеевича — привыкать к ней?
— Оглох, что ли, батя? Светает… Отдохни, пока я огня достану. Перекурим.
Петр Сергеевич покорно выбрался на берег и присел на валежину.
Фиксатый сбросил с плеча мешок, в мешке что-то звякнуло. Свернул длинную папиросу. Потом осмотрелся кругом и высвободил из-за пояса топор. Примерился, перехватил топорище в правую руку и стал стесывать обращенную кверху сторону валежины.
Вытесав ровную площадку, опять поискал что-то глазами по сторонам, срубил нетолстую сосенку. Выколов из нее дощечку в метр длиной, старательно огладил топором. Потом выдрал из подкладки своей телогрейки клок ваты, расправил и принялся скатывать в тугой жгутик, поплевывая на ладони.
— Учись, батя!
Рукавом смел с обтесанной валежины щепочки, притиснул к ней вату более гладкой стороной сосновой дощечки.
— Начали!
Дощечка забегала по затесу на валежине, перекатывая жгут ваты. Быстрее, еще быстрее, еще…
Отбросив дощечку, Фиксатый поднес вату к носу, втянул воздух ноздрями и, раздернув жгут на две части, затряс обеими.
Противно запахло паленым, от ваты потянулась робкая струйка дыма — жгут тлел.
Прикурив, Фиксатый собрал в кучу щепки и забросал мхом. Прикрыл белую тесину скользким куском сорванной коры и только тогда уселся рядом с Петром Сергеевичем. Подмигнув, затянулся жадно и сказал, чередуя слова с клубами махорочного дыма:
— Часа через два только подъем бить будут. На разводе нас, батя, в отказчики запишут — подумают, что на работу идти не захотели. От развода до поверки — час. А там сначала в зоне искать будут. В общем спешить некуда. Жрать хочешь?
Только сейчас Петр Сергеевич обратил внимание на мешок. Перехватив его взгляд, Фиксатый самодовольно ухмыльнулся:
— Со мной не пропадешь. Держи!
Петр Сергеевич машинально взял поданный хлеб, машинально стал есть его, отщипывая по кусочкам.
— Ну, батя, теперь твоя очередь дорогу показывать. Отсюда ты поведешь…
Словно человек, которого разбудили внезапно, Петр Сергеевич дернулся и растерянно посмотрел кругом, еще не понимая, чего от него хотят.
Вокруг теснилась тайга и клочья тумана цеплялись за еловые лапы. В небе, затянутом мутными облаками, робко начинал светиться восток. Все было знакомым и в то же время необычным и чужим, словно это не по Земле, а по иной какой-то планете, страшной своей неведомостью, надо ему ступать.
Анатолий Клещенко — ленинградский прозаик и поэт. Первые стихи его были опубликованы в 1937 году, затем он долгие годы работал на Северном Урале и в Приангарье на лесозаготовках, на рудниках, занимался промысловой охотой. Вернувшись в Ленинград, Клещенко становится профессиональным писателем, он автор нескольких стихотворных сборников и ряда прозаических книг. В декабре 1974 года А. Клещенко трагически погиб на Камчатке, где он последние шесть лет работал охотинспектором, собирал материал для своих новых книг. В эту книгу вошли повести «Распутица кончается в апреле», «Дело прекратить нельзя», «Когда расходится туман» и «Это случилось в тайге».
Прочитав повесть, вы узнаете, что случилось на далёком таёжном прииске, кем в самом деле оказался человек, выпррыгнувший на ходу из экспресса, как удалось Василию Подклёнову выполнить свой смелый, но, по правде говоря, довольно-таки авантюрный замысел.Для детей среднего и старшего возраста.Содержит иллюстрации В. Равкина.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Имя Льва Георгиевича Капланова неотделимо от дела охраны природы и изучения животного мира. Этот скромный человек и замечательный ученый, почти всю свою сознательную жизнь проведший в тайге, оставил заметный след в истории зоологии прежде всего как исследователь Дальнего Востока. О том особом интересе к тигру, который владел Л. Г. Каплановым, хорошо рассказано в настоящей повести.
В романе «Мужчина в расцвете лет» известный инженер-изобретатель предпринимает «фаустовскую попытку» прожить вторую жизнь — начать все сначала: любовь, семью… Поток событий обрушивается на молодого человека, пытающегося в романе «Мемуары молодого человека» осмыслить мир и самого себя. Романы народного писателя Латвии Зигмунда Скуиня отличаются изяществом письма, увлекательным сюжетом, им свойственно серьезное осмысление народной жизни, острых социальных проблем.
Писатель Гавриил Федотов живет в Пензе. В разных издательствах страны (Пенза, Саратов, Москва) вышли его книги: сборники рассказов «Счастье матери», «Приметы времени», «Открытые двери», повести «Подруги» и «Одиннадцать», сборники повестей и рассказов «Друзья», «Бедовая», «Новый человек», «Близко к сердцу» и др. Повести «В тылу», «Тарас Харитонов» и «Любовь последняя…» различны по сюжету, но все они объединяются одной темой — темой труда, одним героем — человеком труда. Писатель ведет своего героя от понимания мира к ответственности за мир Правдиво, с художественной достоверностью показывая воздействие труда на формирование характера, писатель убеждает, как это важно, когда человеческое взросление проходит в труде. Высокую оценку повестям этой книги дал известный советский писатель Ефим Пермитин.
Наташа и Алёша познакомились и подружились в пионерском лагере. Дружба бы продолжилась и после лагеря, но вот беда, они второпях забыли обменяться городскими адресами. Начинается новый учебный год, начинаются школьные заботы. Встретятся ли вновь Наташа с Алёшей, перерастёт их дружба во что-то большее?
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.