Камень преткновения - [2]
Он стал перебирать друзей, сослуживцев, просто знакомых. Кому могло понадобиться оболгать его, клеветой отомстить за что-либо, убрать с дороги? Да, кому он мог помешать?..
Никому как будто…
Петр Сергеевич пытался доказывать дикую бессмысленность происшедшего. Вначале писал, жаловался — и в то же время думал о том, как должны восприниматься жалобы. Ведь к врагам народа следует быть беспощадным! Нет, не может существовать смягчающих вину обстоятельств! И конечно, только матерый враг способен так изворачиваться — уверять, что совершенно невиновен.
Значит, бессмысленно жаловаться, писать? Его замкнули в заколдованном кругу каком-то. Нечего искать выхода — нету!
Он заставил себя примириться, опустил руки перед этой безысходностью. Чтобы не мучить себя бесплодными поисками объяснений происшедшего, остановился на словах «судьба» и «стихия». Нечто необъяснимое и в то же время имеющее названия. «По крайней мере до поры, пока найдется более точное определение», — думал Петр Сергеевич.
В лагере с брезгливым равнодушием ко всему пилил лес, спал, вставал по гулкому и пронзительному сигналу подъема. Ему за пятьдесят, смысл жизни у него отняли. Не все ли равно, где и как протянет еще несколько лет? Главным для него стал хлеб — какой паек выписали на завтра.
Время почти не двигалось. Словно капли из проржавевшего сосуда, точились одна за одной медлительные, тягучие секунды: кап… кап… кап… Казалось, невидимый маятник устал. Интервалы между каплями непомерно растянулись, но с каждой каплей-секундой времени в сосуде оставалось все меньше и меньше. Петр Сергеевич ощущал, слышал, чувствовал, как убывает время. Как опускается он с одной секунды на другую, все ниже и ниже: кап… кап… кап… И вместе с тем время летело, как летит сон.
Для определения скорости времени у Петра Сергеевича осталась только одна точка отсчета, начало летосчисления — день ареста. Вторая точка отсчета — день освобождения — была абстракцией, в нее Петр Сергеевич не верил. Но тем не менее спохватывался иногда, что в направлении этой абстрактной точки промелькнули не секунды, не часы, а годы.
И они пролетели как один миг.
Он уже ни на что не надеялся.
Этап? Перегоняют в другое место?
Ну что ж, пусть будет этап. Безразлично, где стоит барак, именем какого километра называется лагерь. Неужели вас это интересует, молодые люди?
«Молодых людей» это интересовало.
Петра Сергеевича за то, что никогда не выполнял норм, зачислили в бригаду к «законным» уркам… Умирающая категория людей, последние из последних, они бравировали отчаянностью, истеричным бесстрашием — потому что нечем было больше блеснуть. Их интересовали крапленые беспроигрышные карты, хромовые «прохаря» — сапоги с голенищами, собранными в гармошку, песни с нескладными словами на жалобные мотивы и пути следования этапов. Они интересовались этим по традиции, которая тоже умирала, но от которой нельзя было отказаться, потому что тогда вовсе ничего не осталось бы им в жизни.
Лагерь был их домом.
Они хвастались тем, что почти не жили «на воле».
Урки. Босяки. Жулики.
Кроме того, они называли себя людьми. Только себя.
Петр Сергеевич был чертом, рогачом, оленем, фрайером. Ему было положено «упираться рогами», как именовалась на воровском жаргоне работа; у него можно было «отвернуть» даже законную пайку. Но Петр Сергеевич не больше других упирался рогами и всегда ел свой хлеб. Его считали «чокнутым» за равнодушие ко всему, а таких не принято обижать, хотя такие не станут ни сопротивляться, ни «стучать» начальству…
Урки всегда знали все.
От них и услышал Петр Сергеевич название пункта назначения этапа.
— Как? Позвольте, так ведь это…
Он переспросил еще раз. Нет, не ослышался: этап следовал туда, где Петр Сергеевич Бородин сам ковырялся в поисковых шурфах. Туда, где он из кабинета в Москве, словно незыблемости трех измерений не существовало, следил за тектоническими сдвигами земной коры, что происходили за миллионы лет до того, как человек придумал слово «ископаемые». Этап следовал туда, где Петр Сергеевич циркулем по кальке крупномасштабных карт промерял каждый поворот каждого ручья.
Этап направляли на лесоразработки.
Первый день бригада Фиксатого работала по ремонту в зоне.
— Послезавтра выходим на плотбище, баланы закатывать в штабеля. А весной придется на сплаве вкалывать, рот его нехороший, — объявил вечером бригадир.
— Водички попить хватит… — проворчал кто-то.
Фиксатый неохотно сунул окурок в протянутую с ближних нар руку и выплюнул горькую крошку махорки. Усмехнулся криво.
— Могу проиграть желающим полную водой реку Ухоронгу и пристегнуть эту самую Лену, из которой она вытекает или наоборот…
В ловких пальцах зашуршала колода карт, переливаясь из ладони в ладонь.
— Рамс, терс, коротенькая?..
Петр Сергеевич не терпел невежества. Отложив прожженный у костра бушлат, на который пристраивал заплату, сказал брюзгливо:
— Следовало бы знать, где течет Лена. Следовало бы… Очень далеко отсюда, кстати…
Он представил себе развернутую двухкилометровку, кажется, лист за номером тридцать восьмым. Голубую ленточку — реку Ухоронгу, выкручивающую замысловатые петли на пути к устью. Коричневатый цвет водораздела, обрезанный по гребню белизною чистой бумаги там, где должен подклеиваться тридцать девятый лист.
Анатолий Клещенко — ленинградский прозаик и поэт. Первые стихи его были опубликованы в 1937 году, затем он долгие годы работал на Северном Урале и в Приангарье на лесозаготовках, на рудниках, занимался промысловой охотой. Вернувшись в Ленинград, Клещенко становится профессиональным писателем, он автор нескольких стихотворных сборников и ряда прозаических книг. В декабре 1974 года А. Клещенко трагически погиб на Камчатке, где он последние шесть лет работал охотинспектором, собирал материал для своих новых книг. В эту книгу вошли повести «Распутица кончается в апреле», «Дело прекратить нельзя», «Когда расходится туман» и «Это случилось в тайге».
Прочитав повесть, вы узнаете, что случилось на далёком таёжном прииске, кем в самом деле оказался человек, выпррыгнувший на ходу из экспресса, как удалось Василию Подклёнову выполнить свой смелый, но, по правде говоря, довольно-таки авантюрный замысел.Для детей среднего и старшего возраста.Содержит иллюстрации В. Равкина.
Старого рабочего Семеныча, сорок восемь лет проработавшего на одном и том же строгальном станке, упрекают товарищи по работе и сам начальник цеха: «…Мохом ты оброс, Семеныч, маленько… Огонька в тебе производственного не вижу, огонька! Там у себя на станке всю жизнь проспал!» Семенычу стало обидно: «Ну, это мы еще посмотрим, кто что проспал!» И он показал себя…
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Имя Льва Георгиевича Капланова неотделимо от дела охраны природы и изучения животного мира. Этот скромный человек и замечательный ученый, почти всю свою сознательную жизнь проведший в тайге, оставил заметный след в истории зоологии прежде всего как исследователь Дальнего Востока. О том особом интересе к тигру, который владел Л. Г. Каплановым, хорошо рассказано в настоящей повести.
В романе «Мужчина в расцвете лет» известный инженер-изобретатель предпринимает «фаустовскую попытку» прожить вторую жизнь — начать все сначала: любовь, семью… Поток событий обрушивается на молодого человека, пытающегося в романе «Мемуары молодого человека» осмыслить мир и самого себя. Романы народного писателя Латвии Зигмунда Скуиня отличаются изяществом письма, увлекательным сюжетом, им свойственно серьезное осмысление народной жизни, острых социальных проблем.
Писатель Гавриил Федотов живет в Пензе. В разных издательствах страны (Пенза, Саратов, Москва) вышли его книги: сборники рассказов «Счастье матери», «Приметы времени», «Открытые двери», повести «Подруги» и «Одиннадцать», сборники повестей и рассказов «Друзья», «Бедовая», «Новый человек», «Близко к сердцу» и др. Повести «В тылу», «Тарас Харитонов» и «Любовь последняя…» различны по сюжету, но все они объединяются одной темой — темой труда, одним героем — человеком труда. Писатель ведет своего героя от понимания мира к ответственности за мир Правдиво, с художественной достоверностью показывая воздействие труда на формирование характера, писатель убеждает, как это важно, когда человеческое взросление проходит в труде. Высокую оценку повестям этой книги дал известный советский писатель Ефим Пермитин.
Наташа и Алёша познакомились и подружились в пионерском лагере. Дружба бы продолжилась и после лагеря, но вот беда, они второпях забыли обменяться городскими адресами. Начинается новый учебный год, начинаются школьные заботы. Встретятся ли вновь Наташа с Алёшей, перерастёт их дружба во что-то большее?