Камень первый. Холодный обсидиан - [44]
И этой недавней историей были драконы, по просьбе Флавуса. О драконах Кангасск рассказывал, не вдаваясь в их происхождение и житие на Дальних Островах (зачем перевирать эти сплетни), а единственно на собственном опыте, только то, что видел сам. Сколько он себя помнил, раз в год эти твари наведывались и застревали в его городе на недельку-другую.
«Драконьей наглости предела нет,» — так говорили в Кулдагане. Но в полной мере познал драконью наглость ни в чем не повинный Арен-кастель…
Не просто сидеть чешуйчатой задницей на добротном жилом доме, но еще и заглядывать в окна то одним глазом, то другим, коптить стекла и скрести хвостом двери. А также: гадить в фонтан, спариваться на центральной площади (об этом Кангасск при Сильвии умолчал) и много чего еще. Да, кстати, людей, которые не успели попрятаться по домам, драконы, естественно, с аппетитом ели.
Ополчение в Арен-кастеле выставляли, да. Кангасска не пустили, потому что тогда ему было всего двенадцать лет, но он видел, чем все кончилось. Поначалу в подлетающих драконов бодро летели арбалетные болты и стрелы, но потом стало ясно, что вреда это им не причиняет, но застревает в чешуе и дико злит, тогда самые сообразительные попрятались по домам, а нескольких безымянных героев, которые отказались убежать и выхватили мечи, просто смяли и потом съели (расправы Кангасск не видел, потому что мама закрыла ему ладонью глаза)…
Странники добились большего успеха: они подняли против драконов арен.
— …Арен?! — только не подскочил Флавус.
— Да, песчаную бурю, — пожал плечами Кангасск. — Искусство Странников — секрет для меня. К сожалению. К большому сожалению, — последнее было сказано с горечью. — Мои предки тысячи лет жили у фонтана, под защитой стен и забыли, что значит жить в единстве с пустыней. Но Странники… они действительно подняли арен и бросили бурю навстречу драконам. Я сам видел, как туча песка поднялась в воздух у Арен-кастеля и полетела к ним. Драконы повернули назад, но там шла уже другая буря. Шла правильным полумесяцем, как будто… как будто ее в стекло заключили. А первая буря в это время перестроилась козырьком и накрыла всех тварей. Песок забил им глаза, ветер не дал улететь. Так что они попадали на землю и большей частью переломали кто крылья, кто лапы. Потом их, уже беспомощных и ослепших, добили на земле. Странники и наше ополчение… Я тоже там был, — как бы между прочим добавил Кангасск. — Конечно, многие драконы кусались и когти пускали в ход, даже ранили некоторых, но… мало чести в таком сражении… — вздохнул Кан, — сами понимаете… резня это…
— Сколько лет тебе было? — спросил Флавус, нахмурившись.
— Четырнадцать, — просто ответил Кангасск.
Охотник промолчал, но это молчание говорило больше чем слова.
— В четырнадцать лет… — сказал он после долгой-долгой паузы, — я ожидал окончания детства и носился с мальчишескими радостями: стрелял лесных голубей из лука, таскал пухляков из дуплянок и, стыдно признаться, по глупости рухнул с дерева и сломал ногу… Меч я до пятнадцати лет видел только в тренировочном зале, да и то деревянный… у нас в семье настоящий меч человеку дают только в пятнадцать лет. Когда он становится взрослым…
Что сказать на это, Кангасск не знал. Пауза повисла долгая.
— Мастер Кангасск! — Сильвия дернула его за рукав. — А расскажи еще что-нибудь!..
Глазенки у нее горели, в голосе слышалось нетерпение — никак стал для девчонки героем, укротителем драконов. Незаслуженная слава иногда больно скребет по совести…
— А какие они, Странники? — спросил Флавус. Он теперь сидел, подперев кулаком подбородок, и глаза его горели совсем как у сестры.
— Какие?.. Пропыленные ареном до костей! — пошутил Кангасск; все улыбнулись. — А если серьезно, то загадочные люди. Мудрые. С ранней сединой в волосах. Браки у них свободные, потому ни один Странник не похож на другого. Горожане для них — что неразумные дети, так и чувствуешь по взгляду… Говорят, до эпохи городов их единственным оружием был арен — песок, стекло и монолит, но сейчас они не брезгуют завернуть в какой-нибудь город, хотя бы и Арен-кастель за булавами, мечами и луками. Я их и видел-то в основном в оружейной. Говорил с ними, оружие им продавал, а бывало, упрашивал чему-нибудь меня научить. Представляете, соглашались! В длари — это по-вашему гостиница — жили за свой счет и даже за обучение ничего не брали. А потом уходили и бормотали что-то на языке, которого я не знаю, может, это на нем говорили в Ле'Роке… Чудной народ.
— Я же сказал, ты зря себя ругаешь, Кангасск! — хитро сощурился Флавус. Теперь он улыбался, как довольный солнышком сытый кот. — Может, стоит задуматься, почему они так ценили тебя?
— Думаю, дело все было в том, что я не похож на остальных жителей Арен-кастеля. Ростом и лицом не вышел, так уж получилось. В итоге потомки Дэл и Эмэра считали меня уродцем, а Странники принимали за своего… К тому же, я дюже приставучий, кого хочешь упрошу…
— Ай да Кангасск! — хлопнув ладонью о колено, воскликнул Флавус с непередаваемой веселой иронией. — И так и сяк вывернется, чтобы собственные заслуги приуменьшить, чтоб доказать, что он тут ни при чем, что он такой обычный и серенький! — он обернулся к сестре. — Видишь, Сильвия, скромность украшает воина! Ура мастеру Кангаску!
Это дневник сказочника. Бальгар — 18-летний парень, студент биофака, но у него есть особый талант — находить в событиях обычной жизни ключи к сказкам. Очень рекомендуется тем, кому мир кажется скучным и безнадежным. Окрыляет.Этот мир был околдован нефритовой осенью. Здесь затихали птицы перед последней прощальной песней, прежде чем улететь; а цветы здесь не вяли, а таяли, как туман. Листья же вяли… и пахли зеленым чаем… На траве лежал крылатый человек…
В отличие от отца, Карина Каргилл очень уважала древние сказания и всегда обращалась к ним. Так вот, сразу в нескольких из них упоминалось это сияние, не угасающее ни днем, ни ночью. Там говорилось, что все харуспексы образовались из остывшего вулканического стекла: оно почернело, когда жар вулкана угас. Но были и такие, что сохранили в себе этот первозданный жар… Красный глаз, Горящий Обсидиан, Око войны — много имен давали одному и тому же явлению, но ни одно из них не было добрым, словно светящиеся изнутри камни прокляты.
Поначалу Кангасска окружала только темнота. Воздух же был неподвижен. Но совсем скоро потянуло сквозняком и появился первый цвет. Светился сам обсидиан. Дымчатый, весь в туманно-белых прожилках, он был здесь всюду. И обсидиановые пещеры, вопреки названию, напоминали скорее величественные дома Странников — с высокими купольными потолками и причудливыми наплывами по стенам. Здесь было красиво… и отчего-то невероятно спокойно.
Аннотация: Предыстория «Галереи миров». Что было до Зимы. (можно читать как до, так и после первой части — это не имеет значения)
Аннотация:…книга — дверь в иной мир… и картины, и мечты, и музыка… тоже двери. И есть люди, кому дано их открывать… Или придумывать?.. Существует ли что-нибудь там, где нас нет? Есть ли мир, вспыхнувший в воображении художника, писателя, поэта… в общем, творца… есть ли?
Ад строго взимает плату за право распоряжаться его силой. Не всегда серебром или медью, куда чаще — собственной кровью, плотью или рассудком. Его запретные науки, повелевающие материей и дарующие власть над всесильными демонами, ждут своих неофитов, искушая самоуверенных и алчных, но далеко не всякой студентке Броккенбургского университета суждено дожить до получения императорского патента, позволяющего с полным на то правом именоваться мейстерин хексой — внушающей ужас и почтение госпожой ведьмой. Гораздо больше их погибнет в когтях адских владык, которым они присягнули, вручив свои бессмертные души, в зубах демонов или в поножовщине среди соперничающих ковенов. У Холеры, юной ведьмы из «Сучьей Баталии», есть все основания полагать, что сука-жизнь сводит с ней какие-то свои счеты, иначе не объяснить всех тех неприятностей, что валятся в последнее время на ее голову.
Джан Хун продолжает свое возвышение в Новом мире. Он узнает новые подробности об основателе Секты Забытой Пустоты и пожимает горькие плоды своих действий.
Что такое «Городские сказки»? Это диагноз. Бродить по городу в кромешную темень в полной уверенности, что никто не убьет и не съест, зато во-он в том переулке явно притаилось чудо и надо непременно его найти. Или ехать в пятницу тринадцатого на последней электричке и надеяться, что сейчас заснешь — и уедешь в другой мир, а не просто в депо. Или выпадать в эту самую параллельную реальность каждый раз, когда действительно сильно заблудишься (здесь не было такого квартала, точно не было! Да и воздух как-то иначе пахнет!) — и обещать себе и мирозданию, вконец испугавшись: выйду отсюда — непременно напишу об этом сказку (и находить выход, едва закончив фразу). Постоянно ощущать, что обитаешь не в реальном мире, а на полмиллиметра ниже или выше, и этого вполне достаточно, чтобы могло случиться что угодно, хотя обычно ничего и не происходит.
Главный персонаж — один из немногих уцелевших зрячих, вынужденных бороться за выживание в мире, где по не известным ему причинам доминируют слепые, которых он называет кротами. Его существование представляет собой почти непрерывное бегство. За свою короткую жизнь он успел потерять старшего спутника, научившего его всему, что необходимо для выживания, ставшего его духовным отцом и заронившего в его наивную душу семя мечты о земном рае для зрячих. С тех пор его цель — покинуть заселенный слепыми материк и попасть на остров, где, согласно легендам, можно, наконец, вернуться к «нормальному» существованию.
Между песчаными равнинами Каресии и ледяными пустошами народа раненое раскинулось королевство людей ро. Земли там плодородны, а люди живут в достатке под покровительством Одного Бога, который доволен своей паствой. Но когда люди ро совсем расслабились, упокоенные безмятежностью сытой жизни, войска южных земель не стали зря терять время. Теперь землями ро управляют Семь Сестер, подчиняя правителей волшебством наслаждения и крови. Вскоре они возведут на трон нового бога. Долгая Война в самом разгаре, но на поле боя еще не явился Красный Принц. Все умершие восстанут, а ныне живые падут.
Никогда неизвестно, кто попадёт тебе в руки, вернее, кому попадёшь в руки ты, куда это тебя приведёт, и в кого превратит. Неизвестно, что предстоит сделать для того, чтобы мир не погиб. Неизвестно, как сохранить близких, которых у тебя никогда не было.