Камень на камень - [37]

Шрифт
Интервал

А уж когда гулянка — хуже некуда. Перестали ножами резаться, чуть что — за пистолеты. Не было гулянки, чтоб без стрельбы обошлось, и на каждой второй — труп. А виноватых нет. Неизвестно, кто стрелял, кто убил. Все агнцы божьи. Плясали, пели, кроме музыки ничего не было слыхать, так, может, он уже неживой на гулянку пришел? А окон сколько, разбитых пулями, ламп, пивных бочек, бутылок, барабанов, скрипок. А на простреленной скрипке уже не сыграешь. На барабан поставишь заплату, он и дальше будет гудеть. Но простреленная скрипка убита, труп. Как человек.

Ой, веселился тогда народ. На радостях, что войне конец. Гулянка за гулянкой шла. Ни одного воскресенья без гулянки, А то сразу в двух-трех деревнях. Музыканты на поезде приезжали откуда-то издалека, потому что местных для стольких гулянок не хватало. Да и местные играли как до войны. А кто бы теперь стал как до войны плясать? Другие танцы в моду вошли.

Иной раз и не знаешь, куда ехать. Отсюда доносят, оттуда, там стрельба, здесь стрельба. А нас всего пятеро милиционеров и один велосипед. Да и на посту кому-то надо оставаться.

— Спишь? — буркнул отец, уже помягчев.

— Не сплю, — сказал я, хотя не знаю, может, и спал.

— Тогда погляди в горницу.

Я поглядел, но ничего такого мне в глаза не бросилось.

— А что? — спросил я.

— Антека нет, — с горечью ответил отец.

— Где же он?

— Уехал. В мир.

А через несколько лет после Антека уехал Сташек. Хотя казалось, что из нас, четверых братьев, Сташека сам бог предназначил к земле. И что никакая сила его никогда от земли не оторвет. Сызмалу дождь не дождь, холод, ветер, жара, а он с отцом в поле. Отец пахал, а он рядом шел и кнут нес. А ну-ка, стегани, Стась, чего-то она, зараза, лениво идет. И по отцовскому приказанию Сташек подстегивал лошадь. Сеял отец, так и ему должен был хотя бы материн платок подвязать на шею и насыпать немножко зерна, чтоб он тоже сеял. Косил отец, так всякий раз, когда ставил косу на попа и правил оселком, Сташек за косовище ее поддерживал. А когда чуток подрос, сам взял однажды косу и с ходу начал косить, словно косил от рожденья. Меня, Антека, Михала отцу пришлось долго учить — и как поначалу встать, и как ухватить косу, как небольшим ровным шагом идти, и как косою махать, и как рожь, как пшеницу, как ячмень, овес, как полеглый хлеб и как прямой. А сколько раз отец из себя выходил. Сколько косу отбивал, точил. И сколько у нас волдырей от этого ученья вздувалось на руках. А Сташек будто со всем этим уродился на свет. Взял косу и косил.

— Стась, вот кто будет хороший косарь, пусть только в силу войдет. — Сташек косил, а отец ему вслед словно на встающее солнце смотрел. — Куда вам до него. Он и меня переплюнет небось. Я всю жизнь кошу, а так ровнехонько не получается. Ни коса у него не елозит, ни жнитво не остается. А руками, кажется, воду загребает. А идет, точно земля его сама несет. Вот оно как бывает, когда господь кого к чему предназначит. Сразу видно, хоть и малец. Передохни, Стась! Посиди! Напейся воды! А то землей покидайся в воробьев! Накосишься еще, успеешь!

Как-то загрустил отец, мол, сколько у него этой земли, чем ему нас, четырех сыновей, наделять, и тут Сташек, как настоящий хозяин, у которого на все найдется добрый совет:

— Прикупим, тятя. Сами говорили, Качоха свои два морга хочет продать, потому что мельником идет на мельницу. Вот и будет двумя моргами больше.

— Мельником на мельницу, говоришь. — Отец задумался, помолчал немного, а потом сказал: — Что ж, два морга — немалый кусок. Да-а, немалый. И прямо рядом с нашим полем. Только межу запахать. — И сразу повеселел. Хлопнул себя по колену и матери: — Ну что? Может, хлебца по кусочку съедим? Поди принеси буханку.

— Последняя она, — напомнила мать.

— Последняя не последняя. И последнюю надо когда-то съесть, — раздобрился отец, будто выпил стопочку, так ему по душе пришлись эти два Качохины морга.

Мать пошла, принесла хлеб. Отрезала каждому по хорошему ломтю, никого нисколечко не обделив и никого не выделив. Призадумалась только над отцовым куском, но и ему отрезала, хотя вполовину тоньше. А себе не стала.

— А ты чего? — воспротивился отец. — Коли праздник, так для всех. Мой возьми. Я и без хлеба обойдусь.

Полез в карман, вытащил кисет, потом медленно-медленно, мыслями далекий от того, что делает, свернул самокрутку. А когда отец так неторопливо сворачивал самокрутку, известно было: радуется его душа. Если невесело было, он редко когда закуривал. А тут закурил и, выпустив клуб дыма, сказал матери:

— Отрежь Стасю кусок. Нечего ребенку хлеб жалеть, он аккурат во вкус вошел. Шимек, Антек уже не растут, а Стась только еще начинает. Или мой ему дай, если сама не ешь.

Опять о чем-то задумался и так, в раздумье, принялся вдруг Качоху ругать:

— В мельники ему захотелось, лоботрясу. Думает, там белые булки сами будут в рот катиться. А там надо мешки таскать. Он целый божий день только и делает, что, задравши голову, туркает с голубями. А в поле что хочет, то и растет. Совесть надо потерять, чтобы так запустить землю. Летось туркал, туркал, да и не заметил, как осень прошла, и не посеял ничего. Хотя, посеял не посеял, все равно один пырей у него только и всходит. И отец его такой же был, но тот хотя б обувку людям чинил, а этот только туркает. Первым делом надо вывести пырей. Вспахать землю осенью, потом снова весной. Да пораньше, пока соки не побегут. Пырей когда пойдет в рост, его ничем не остановить. Сожрет зерно, сожрет землю. Хорошо бы плуг с глубоким лемехом у кого-нибудь занять и добраться заразе до самых корней. Потом проехаться бороной. Но бороной всего не собрать. После бороны мы все пройдем и выберем вручную. Потом навозу накидаем. Пусть маленько полежит. Снова вспашем. А потом посеем люпин.


Еще от автора Веслав Мысливский
Польские повести

Сборник включает повести трех современных польских писателей: В. Маха «Жизнь большая и малая», В. Мысливского «Голый сад» и Е. Вавжака «Линия». Разные по тематике, все эти повести рассказывают о жизни Польши в послевоенные десятилетия. Читатель познакомится с жизнью польской деревни, жизнью партийных работников.


Рекомендуем почитать
Скорпионы

Без аннотации.Вашему вниманию предлагается произведение польского писателя Мацея Патковского "Скорпионы".


Маленький секрет

Клер Мак-Маллен слишком рано стала взрослой, познав насилие, голод и отчаяние, и даже теплые чувства приемных родителей, которые приютили ее после того, как распутная мать от нее отказалась, не смогли растопить лед в ее душе. Клер бежала в Лондон, где, снова столкнувшись с насилием, была вынуждена выйти на панель. Девушка поклялась, что в один прекрасный день она станет богатой и независимой и тогда мужчины заплатят ей за всю ту боль, которую они ей причинили. И разумеется, она больше никогда не пустит в свое сердце любовь.Однако Клер сумела сдержать не все свои клятвы…


Слушается дело о человеке

Аннотации в книге нет.В романе изображаются бездушная бюрократическая машина, мздоимство, круговая порука, казарменная муштра, господствующие в магистрате некоего западногерманского города. В герое этой книги — Мартине Брунере — нет ничего героического. Скромный чиновник, он мечтает о немногом: в меру своих сил помогать горожанам, которые обращаются в магистрат, по возможности, в доступных ему наискромнейших масштабах, устранять зло и делать хотя бы крошечные добрые дела, а в свободное от службы время жить спокойной и тихой семейной жизнью.


Электротерапия. Доктор Клондайк [два рассказа]

Из сборника «Современная нидерландская новелла», — М.: Прогресс, 1981. — 416 с.


Другая половина мира, или Утренние беседы с Паулой

В центре нового романа известной немецкой писательницы — женская судьба, становление характера, твердого, энергичного, смелого и вместе с тем женственно-мягкого. Автор последовательно и достоверно показывает превращение самой обыкновенной, во многом заурядной женщины в личность, в человека, способного распорядиться собственной судьбой, будущим своим и своего ребенка.


Удивительный хамелеон (Рассказы)

Ингер Эдельфельдт, известная шведская писательница и художница, родилась в Стокгольме. Она — автор нескольких романов и сборников рассказов, очень популярных в скандинавских странах. Ингер Эдельфельдт неоднократно удостаивалась различных литературных наград.Сборник рассказов «Удивительный хамелеон» (1995) получил персональную премию Ивара Лу-Юхансона, литературную премию газеты «Гётерборгс-постен» и премию Карла Венберга.