Камень Богов - [11]

— Ох, зря про ворожей вспомнила, — Кирса сказала это шёпотом, тихо выдыхая через рот, будто задувая невидимую свечу. Другой рукой она подпёрла щёку. Взгляд несколько мгновений блуждал по тарелкам с едой, пока не сосредоточился на гостье. — Тебе, хоть, эта ведьма на что сдалась?, — обратилась хозяйка таверны к растерянной девушке, уже пожалевшей о своей затее.

— Ведьма?, — пролепетала Милена, потрясённая переменой, произошедшей с Кирсой.

— Зачем ребёнка пугаешь, дура, — произнёс кто-то низким женским голосом, не выражавшим, впрочем, ни вопросительных интонаций, ни возмущения.

Обе собеседницы подскочили от неожиданности, обнаружив, что посреди зала в луче света из подпотолочного окошка, стоит неизвестно откуда появившаяся женщина. Кирса с преувеличенным вниманием оглядела заставленный горшочками стол, пробормотала: — Так, ведь остыло уже, — и, подхватив всё, что смогла унести, почти бегом удалилась на кухню. Милена провожала её взглядом, покуда могла, боясь повернуть голову в сторону Аделинды.

"Я наследная баронесса, а она сестра повара. Это она должна меня бояться, а не наоборот. Пусть поздоровается, и тогда я разрешу ей сесть. Лучше бы, конечно, ушла. Это лучше всего".

Она усиленно скосила глаза вбок настолько, что зашевелилось ухо, но и оно не смогло никого обнаружить.

"Если немного повернуть шею, ещё немного, ещё. Никого…".

Облегчённо выдохнув, Милена опустила голову, почти уткнувшись в тарелку. Плавающие в бульоне клёцки внезапно вызвали острый приступ брезгливости — она резко выпрямилась и оказалась лицом к лицу с сидящей на месте Кирсы сестрой повара Джакоба. Вблизи Аделинда оказалась печальной женщиной неопределённого возраста. На фоне очень бледной кожи большие карие глаза выглядели совсем маленькими. Из их опущенных внешних уголков, казалось, вот-вот потекут слёзы. Тонкие обескровленные губы были похожи на морщину, прорезавшую совершенно гладкую, будто у статуи, кожу. Головной платок скрывал большую часть лба и волосы, но Милена почему-то решила, что они совершенно седые. "Такое ощущение, что я раньше никогда её не видела".

— С позволения вашей милости, — морщина удлинилась, видимо изображая улыбку, но выражение лица не изменилось, — я присяду, а то ноги уже не те, что раньше.

— Почему тебя так боится Кирса?, — вырвалось само собой у Милены, совсем не собиравшейся говорить это вслух.

— Много их таких. Нагрешат по молодости, за советом прибегут, да о помощи слёзно просят. А потом, оказывается, ведьмы во всём виноваты. — Аделинда замолчала и, не дождавшись следующего вопроса, продолжила: — Вижу, лицо моё стараешься вспомнить. Не пытайся. Я редко бываю в городе. Живу на отшибе. Кстати, если хочешь, зови меня тётушкой Адой. Тебе можно. — сказала так, будто она была вышестоящей и предложила быть с ней на равных.

Милена была удивлена и восхищена одновременно. Никто с ней так никогда не разговаривал, разве что Кирса, которая искренне заботилась о дочери барона, но даже и не думала о том, чтобы позволить себе такой покровительственный тон. Аделинда вызвала симпатию, не прилагая никаких усилий и не пытаясь извлечь из этого никакой выгоды.

— Тётушка Ада, — начала Милена и почувствовала, что собеседнице приятно такое обращение, — мне под утро сон приснился, можно его истолковать?

Ниточки, туго натягивавшие маску, на которую так было похоже лицо сестры повара Джаспера, ослабли, совершенно преобразив её. Трудно было поверить в это, но сидевшая напротив немолодая женщина имела здоровый цвет кожи и румянец на щеках. Тонкая сеточка морщин вкупе с лукавым прищуром придавала взгляду озорное выражение, а с ярких губ не сходила улыбка.

— Да в таком возрасте, любой сон к замужеству, — подмигнув, сообщила Аделинда оторопевшей Милене. — Раз уж рот разинула — съешь чего-нибудь. И глазоньки красивые так широко открывать не обязательно, ты сейчас меня не только ими видишь, а ещё и сердцем воспринимаешь. Обострил твои чувства ведьмин сок. У мужиков от него только кровь быстрее по жилам течёт, а женщины, ну не все, конечно, силы доселе неведомые обретают. Вижу — не по своей воле попробовала — знать, судьба такая, если столь рано ты с ним пересеклась. А вот к добру, или к худу, мне пока неизвестно, — она продолжала улыбаться, но в глазах промелькнула грусть. — Захочешь знающей стать — найдёшь меня сама. И помни — тот, кто верит только глазам — сам голову в петлю обмана засовывает. Напоследок скажу тебе ещё кое-что: бойся получившего руку, остерегайся протянувшего руку, не осуждай отдавшего руку…

Со стороны входа послышался гомон голосов, Милена вздрогнула, резко повернула голову и увидела зашедших в таверну солдат.

— Простите, тётушка, я отвлеклась, — она хотела добавить, что слушала внимательно, но извинения повисли в воздухе — стоящий напротив стул был пуст.

Из кухни выглянула Кирса, насторожённо оглядела зал, не обнаружив ни одной ворожеи, приободрилась, приосанившись, двинулась навстречу новым посетителям. С полдюжины солдат в новенькой форме толпились у стойки, громко делясь впечатлениями о местных сортах пива. Завидев хозяйку заведения, они замолчали, потом кто-то присвистнул, и тем самым словно дал команду остальным, принявшимся восторженно причмокивать губами и ощупывать взглядом пышные формы Кирсы. Та прекрасно знала, какое впечатление производит на большинство половозрелых существ мужского пола. Остановившись в паре шагов от солдат, расправила плечи, подбоченилась, выгодно подчеркнув линию бёдер и, слегка наклонившись, томно проворковала: