Камень благополучия - [28]

— Поем в последний раз ее блинчиков, — подумал он с грустью, — она у меня хорошо их печет.

Ужинали молча. Говорить ни ему, ни ей не хотелось. Да и о чем говорить, когда и так все ясно. Перед сном он помялся у двери, хотел что-то спросить, но так и не решился.

— Ты чего хотел? — спросила она.

— Да так, но это не важно.

— Говори, чего там, не стесняйся.

— Рубашку я хотел другую надеть, эта грязная уже. Штаны тоже не мешало бы заменить, они не чище рубашки.

— Хорошо, Вася, к утру все у тебя будет, а сейчас ложись спать.

Всю ночь он не сомкнул глаз. Едва начал брезжить рассвет, он встал и вышел на улицу. Проходя прихожую, он заметил, что на стуле ему приготовлена одежда. Василий сел на крыльцо и задумался. Какая хорошая жизнь у них была, как печален теперь конец. А всему виной только он, он и никто другой.

К дому уверенно подошли два молодых человека. Вышла из дома и Ирина.

— Хозяйка, мы за долгом пришли, — сказал один из парней.

— И сколько я вам должна, сумму вы можете назвать?

— Причем тут деньги, мы за хозяином твоим пришли.

— Вон оно что? Вот вам деньги, надеюсь, что этого хватит, и убирайтесь прочь от моего дома.

— Не отдашь добром, силой возьмем, тебе и ему хуже будет.

— Ирина, отдай меня им, я виноват, мне и ответ держать. В обиде на тебя не буду. Видно время пришло за грехи платить.

— Слышишь, — более миролюбиво сказал один из парней, — твой муж сам все понимает и желает уйти с нами, зачем ему препятствовать?

— Послушай, красавчик, он мой муж, его я никому не отдам. Если силой попытаетесь взять, защищать буду до последнего дыхания.

Она обернулась, увидела кухонный нож и взяла его в руки.

— Вот вам деньги, — она кинула парням несколько смятых купюр, — а его возьмете только после моей смерти.

Парень пожал плечами, взял деньги, отсчитал сдачу, положил ее на землю.

— Нам лишнего тоже не надо, — сказал он.

Они повернулись и пошли со двора. Как к калитке подходили, Ирина их видела, а вот потом куда они делись, она не заметила.

Позднее пришла сестра.

— Ну что, пожалела своего пьяницу?

— Уходи, сестра, не понимаешь ты главного в жизни. Это мой крест, который я несу до конца. Как знать, может, он мне не случайно дан?

— Хочешь сказать, что хоть и тяжелая, но своя ноша, — съязвила сестра.

— Ты права, ноша-то не чужая.

Сестра ушла. Ирина села на крыльцо и задумалась.

— А где мой суженый? — пришла ей мысль через некоторое время, — неужели опять к своему магазину сбежал?

Она встала и без всякой цели побрела в сад. Неожиданно до нее донеслись всхлипывания. А вот и ее Василий, который сидел на садовой лавочке. Плечи его вздрагивали. Она подошла и села рядом.

Прошли годы. Как-то я встретил их у церкви.

— Понимаешь, Ира, — говорил он, — впервые в груди, словно огонь какой-то внутренний зажегся. Что бы это значило?

— Я откуда знать могу? Ты у нас в семье грамотей, вот ты и объясняй.

Он был одет в приличный костюм, побрит, аккуратно пострижен. На пьющего человека он уже не был похож. Она тоже выглядела неплохо для своих лет. С лица даже морщины исчезли. Она немного пополнела, но это ее не портило. Они постояли немного у церкви, потом она взяла его под руку, и они пошли своей дорогой.

Я посмотрел им в след и улыбнулся. Хорошо, когда к людям счастье возвращается. Пусть будет оно долгим и не убывающим.

Белотал

Хороший мальчик был Андрюша. И ростом его природа не обидела, голос звонкий и певучий, волосы белые, что пряди льна на голове. Но прицепилась к нему хворь какая-то, ухудшаться зрение стало не по дням, а по часам. Хорошо, что успел в родной сельской школе проучиться, пока почти совсем не ослеп. Семья большая у них была, а вот кормилец один на всю семью приходился. Так уж получилось, что Андрюша был первенцем в семье, а за ним одни девки рождались. И приходилось отцу работать от зари до зари, чтобы прокормить шестерых детей, да еще и себя с женой.

Жизнь в деревне никогда легкой не была, а если уж случались засухи или наводнения, тогда весьма тяжело приходилось селянам. Особенно несладко приходилось тем, у кого семьи большие были, и держались они на одном, двух кормильцах. Вот и в этот год, высушило солнце землю, остались от урожая крохи. Тяжелой будет зимовка, каждый кусок хлеба на счету, каждый лишний рот в обузу. Понимал это Андрюша и переживал, пожалуй, больше всех. Оставшись как-то один дома, он посидел, посидел на лавочке, а потом пошел в сторону реки. Дорожка хорошо была ему знакома, дошел без проблем. Только пошел он не на то место, где постоянно ребятишки купаются, а туда, где росли по берегу кусты ивняка.

— Места тут глубокие, брошусь в речку, люди подумают, что упал случайно, — рассудил он, — не осудят меня.

— Зачем так нехорошо думаешь? — услышал он сердитый голос.

— Кто тут? — спросил Андрюша.

Но ему никто не ответил.

— Показалось мне, — произнес он вслух.

— Не показалось, — опять прозвучал все тот же голос.

Андрюша осторожно сел на бережок.

— Со мной легко шутить, — произнес он с грустью в голосе, — я почти ничего не вижу.

— Я знаю об этом, но не стоит так отчаиваться.

— Скажи, пожалуйста, кто все же ты?

— Я ивовый куст, но прутьевидный. Меня еще белоталом называют. Присядь поближе, потрогай мои прутья.