Калямбра - [30]

Шрифт
Интервал

А сколько было бы новых подводников!

А подводных династий сколько бы было!

И никаких забот. Нужны подводники – да вон же они, чудный корень, – конвейер, икринка к икринке.

Конечно, пришлось бы где-нибудь на юге построить садки – неглубокие, полные солнечной зелени, легко прогреваемые ванны (конечно, пришлось бы), но все это невыразительные мелочи перед лицом такой значительной государственной проблемы, как икрометание подводников.

А как было бы хорошо: для каждого подводничка, даже для самого мелкого и неприветливого, обязательный летний отпуск.

И всей семьей под наблюдение врачей. Представляете? Жарко, и ты не в лодке, а в ванне, на юге, на нерестилище;

ласковый легкий ветерок; доносится зов недалекого моря (плеск), и вокруг все врачи и врачи – порхают; еда на выбор, умоляющие крики: «Съешьте это, не шевелясь!» – или: «Съешьте то!»

И куча процедур.

Куча «до» и куча «после».

А сами процедуры ненавязчивы, ненатужны и выполняются играючи.

Правда, все время «хорошо» у нас быть не может, и скоро за дело бы взялись селекционеры – эти друзья природы – и сдвинули бы нам период икрометания на декабрь, и стали бы подводнички метать это все в декабре; но те времена наступили бы не скоро, и на наш век был бы обязательный летний отпуск, и чтоб всей семьей, к морю, на юг, в ванну, и яйцекладом – икринка к икринке…

АМДЕРМА

Север Крайний – Амдерма.

Это место такое сахарное.

Название этого места все тянет произнести, отделяя первый слог, но это будет неправильно.

Зимой минус сорок, и кожу на роже ветер легонько снимает с помощью очень твердой ледяной крошки.

А собаки там величиной с годовалого тигра – мелких ураганом относит.

И блохи на них не водятся по той же причине.

Военный аэродром. Техники готовят истребители к вылету. Молодой лейтенант группы СД – самолетных двигателей – увлеченно работает, что-то там вдохновенно крутит. К нему неторопливо подходит майор Сан Саныч Штырь, инженер эскадрильи, и устало говорит:

– В штанах, случаем, не ебешься?

Когда начальство обращается к тебе с подобным вопросом, лучше осмотреть всего себя и свои дела бдительным оком, может, ты что-то упустил.

Лейтенант смутился, потом осмотрел, ничего не нашел и на всякий случай говорит:

– Так точно, товарищ майор!

Тогда майор ему уже несколько громче, с горячей настойчив остью:

– В штанах, говорю, случайно. НЕ ЕБЕШЬСЯ?

Еще один торопливый огляд себя – ну что я делаю не так, Господи?! – и блеянье:

– Так точно… товарищ майор!..

И тут майор сходит с ума – брови выше ушей:

– ГОВОРЮ, В ШТА-НА-ХХХ!!! НЕ Е-БЕ-ШЬ-СЯ? Истошный крик доведенного до крайности лейтенанта:

– НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!!!

И тогда полное смысла замечание старшего товарища:

– А ЧТО Ж ТОГДА В РУКАВИЦАХ РАБОТАЕШЬ?!! М-да.

Надо вам сказать, что и в этот раз было минус сорок. С ветерком.

ЖИВ, ЗАРАЗА!

На флоте невозможно долго жить и чтоб не вспомнить про говно.

Сейчас мы про него вспомним.

Вахтенный пятого в автономке пропал. Ночью пропал, перед самым получасовым докладом насчет того, что «в пятом замечаний нет».

Напрасно центральный звал его в железных джунглях, загораясь желтым глазом лампочки переговорного устройства «каштан»:

– Пятый!.. Пятый!.. Где он ходит, зараза?… Пятый!.. – все без толку, все напрасно.

Его искали. Сначала осторожненько, не докладывая командиру, а потом доложили.

Командир немедленно прибыл в центральный и обозвал всех «тихушниками»:

– Вы все тихушники! Вы втихаря все делаете! Гадите тишком! А того не понимаете… – командир говорил еще целую минуту, потом объявили тревогу и поискали еще минут двадцать – никого.

Командир вызвал в центральный командира подразделения, который к тому же был еще и командиром того самого пятого отсека.

– Где ваш личный состав?!! – спросил командир.

– А я откуда знаю! – был ему немедленный ответ.

И тут командир взорвался:

– Да вы вообще никогда ничего не знаете! Гляньте на себе, гляньте! Потому что спите на ходу! Вас и сейчас подняли с койки последним! Небось, и не знали даже, почему объявили тревогу? А? Не знали? Да? Не знали? Вот! Где может быть вахтенный пятого?

– Не знаю!

– А вы узнайте! Вы разберитесь! Для начала! Надо же когда-то начинать! – сказал по-нехорошему успокоившийся вдруг командир.

И командир подразделения, резко хрюкнув, отправился в отсек. По дороге он все-таки окончательно проснулся и разбушевался:

– «Где ваш личный состав?!!» (Где, где? В треугольной бороде! Под складками! Сразу влево и на ощупь! Там он и висит! И всегда висел! Где? В говно упал! Утонул там!) – он перелез, в конце концов, в свой любимый пятый отсек. – Где эта зараза?!! Звезда с ушами! Гиперболоид инженера Харина!..

Из гальюна пятого отсека никто не выходил. А многим, по тревоге, хотелось. У гальюна даже выстроилась очередь.

– Эй! – кричала очередь и стучала в дверь. – Умер там, что ли? Или веревку проглотил?!!

Дверь гальюна открылась наконец, и из нее вышел.

…Вахтенный пятого зашел в гальюн и взобрался на дучку поудобней.

«До доклада еще далеко, сейчас наделаем чего-нибудь и на докладик», – думалось ему. И он наделал. Осталось только встать и нажать на педаль. А что, если вставая, нажать?

Так он и сделал: вставая, нажал. И нога соскочила. Он рванул вверх, чтоб увернуться от подлетевшего, как в цирке, говна, но не удержался, оступился, и нога опять попала на педаль и опять соскочила.


Еще от автора Александр Михайлович Покровский
«...Расстрелять!»

Исполненные подлинного драматизма, далеко не забавные, но славные и лиричные истории, случившиеся с некоторым офицером, безусловным сыном своего отечества, а также всякие там случайности, произошедшие с его дальними родственниками и близкими друзьями, друзьями родственников и родственниками друзей, рассказанные им самим.


«...Расстрелять!» – 2

Книга Александра Покровского «…Расстрелять!» имела огромный читательский успех. Все крупные периодические издания от «Московских новостей» до «Нового мира» откликнулись на нее приветственными рецензиями. По мнению ведущих критиков, Александр Покровский – один из самых одаренных российских прозаиков.Новые тенденции прозы А.Покровского вполне выразились в бурлескном повествовании «Фонтанная часть».


Каюта

Сборник Александра Покровского – знаменитого петербургского писателя, автора книг «Расстрелять», «72 метра» и других – включает в себя собрание кратких текстов, поименованных им самим «книжкой записей».Это уклончивое жанровое определение отвечает внутренней природе лирического стиха, вольной формой которого виртуозно владеет А. Покровский.Сущность краевого существования героя «в глубине вод и чреве аппаратов», показанная автором с юмором и печалью, гротеском и скорбью, предъявляется читателю «Каюты» в ауре завораживающей душевной точности.Жесткость пронзительных текстов А.


В море, на суше и выше...

Первый сборник рассказов, баек и зарисовок содружества ПОКРОВСКИЙ И БРАТЬЯ. Известный писатель Александр Покровский вместе с авторами, пишущими об армии, авиации и флоте с весельем и грустью обещает читателям незабываемые впечатления от чтения этой книги. Книга посвящается В. В. Конецкому.


Сквозь переборки

Динамизм Александра Покровского поражает. Чтение его нового романа похоже на стремительное движении по ледяному желобу, от которого захватывает дух.Он повествует о том, как человеку иногда бывает дано предвидеть будущее, и как это знание, озарившее его, вступает в противоречие с окружающей рутиной – законами, предписаниями и уставами. Но что делать, когда от тебя, наделенного предвидением, зависят многие жизни? Какими словами убедить ничего не подозревающих людей о надвигающейся катастрофе? Где взять силы, чтобы сломить ход времени?В новой книге Александр Покровский предстает блистательным рассказчиком, строителем и разрешителем интриг и хитросплетений, тонким наблюдателем и остроумцем.По его книгам снимаются фильмы и телесериалы.


72 метра

Замечательный русский прозаик Александр Покровский не нуждается в специальных представлениях. Он автор многих книг, снискавших заслуженный успех.Название этого сборника дано по одноименной истории, повествующей об экстремальном существовании горстки моряков, «не теряющих отчаяния» в затопленной субмарине, в полной тьме, «у бездны на краю». Писатель будто предвидел будущие катастрофы.По этому напряженному драматическому сюжету был снят одноименный фильм.Широчайший спектр человеческих отношений — от комического абсурда до рокового предстояния гибели, определяет строй и поэтику уникального языка Александра Покровского.Ерничество, изысканный юмор, острая сатира, комедия положений, соленое слово моряка передаются автором с точностью и ответственностью картографа, предъявившего новый ландшафт нашей многострадальной, возлюбленной и непопираемой отчизны.


Рекомендуем почитать
Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».