Каллиграфия - [162]

— На него это не похоже, — шушукались ученики за дверью. — Чтобы синьор Кимура да страдал рассеянностью!

— А вы припомните, какая о нем недавно ходила молва, — шептали другие. — Если его подстрелил Амур, то ничего удивительного, что у него в голове каша.

То и дело поглядывали на Джулию, которая скромно сидела в уголке и без устали повторяла материал. Под боком, как назло, зудел Франческо, который в последнее время читал почти исключительно одну беллетристику и не воспринимал никакой научной литературы, да бормотала мантры Кианг. Каждый грезил о том, как бы вылавировать из разливанного моря дополнительных заданий и так называемых подсказок, которые только сбивают с толку и ставят тебя в глупое положение.

Джулия решила идти последней, рассчитывая на то, что скудость знаний ей удастся подретушировать, если Кристиан немного утомится. Однако на «последний билет» отыскались и другие претенденты: в возможность отсрочить момент позора Мирей вцепилась мертвой хваткой. Следующим очередь с конца занял Франческо и ни в какую не желал идти на уступки. Между ним и Джулией попыталась было втесаться Кианг, но ей быстро пообломали амбиции.

Случилось так, что Франческо и Мирей просидели под кабинетом биофизики до петухов. Злые и голодные, сна у обоих ни в одном глазу. Джулия в их богатом воображении подверглась всевозможным пыткам и истязаниям и, в итоге, была брошена в море с мельничным жерновом на шее.

— Она это нарочно! — ныл Росси, подглядывая в замочную скважину. — Нам в отместку. Прения вон у них полным ходом!

— Спроси лучше, как она умудряется удерживать нить разговора, когда любой нормальный человек сполз бы под парту с оглушительным храпом! — процедила Мирей. — Никак за полночь уже!

… — Два часа ночи, — загробным голосом сообщила она, в очередной раз переменяя позу.

— У меня нога затекла, — пожаловался Франческо. — И рука!

Мирей вяло поднялась со скамейки и припала к отверстию в замке.

— Если бы я знала, что оно вот так будет, не стала бы поперек дороги лезть. Получила бы законную четверку — и на боковую.

— А я еще почитал себя везунчиком, — безнадежно вздохнул Росси.

— Э! Да она светится! — воскликнула Мирей в гулкой тишине коридора.

— Ну, теперь мне всё ясно, — угрюмо отозвался Франческо. — Небось, смотрят друг на дружку, как два замороженных окуня.

— Так и есть, — кисло подтвердила француженка. — Я сыта по горло! Пора нам вмешаться.

— Повремени часок-другой, — зевнул тот. — Прослывем мучениками. Представь, влепят нам по десятке ни за что ни про что, лишь потому, что мы тут до зари прокуковали.

Со стороны Мирей послышалось глухое рычание.

— Я ей эту выходку еще припомню! Узнает у меня, почем сотня гребешков!

А у Джулии при взгляде на учителя попросту улетучилась всякая способность к рассуждению. Любая попытка Кристиана направить ее мысли в нужное русло была заранее обречена на провал. Девушка и думать забыла, где находится. Вероятно, то сказались однообразные часы ожидания, но она не могла отвести глаз от его лица, от строгих, точеных его черт и выразительной линии бровей. Словно в некоем трансе, она не отличала сна от яви. То же ощущение мало-помалу передалось и ему. Окруженные диском магического сияния, овеваемые океанскими бризами и легким ароматом древесной смолы, они неотрывно взирали друг на друга, точно виделись после многих лет разлуки.

«Как это чудесно просто быть вместе! — думалось Джулии. — Сколь защищенною и желанною чувствую я себя с вами, сэнсэй!»

«О, как хотел бы я заботиться о тебе, не возлагая на тебя ответственности за мою привязанность!» — говорил его горящий взгляд.

«Уметь прощаться с вами, не боясь утратить нечто важное…» — пели ее глаза.

«Обогащать твой разум, не поучая тебя…»

«Дарить вам радость, не ожидая ничего взамен…»

«Любить тебя, не посягая на твою свободу…»

Кристиана покинула усталость, у Джулии пропало желание спать. Они готовы были провести в кабинете целую вечность, без пищи и питья, в молчании, стоящем любых сакраментальных слов.

Мирей правильно сделала, что прервала их задушевное безмолвие. Так, по крайней мере, считала она сама. Франческо же был глубоко тронут тем, что увидел в замочную щель. Он впервые отнесся к человеку-в-черном без осуждения.

— Теперь я понял, какого вида у них любовь, — восхищенно говорил он наутро, шагая вдоль корпуса Академии. — Нетленная, непорочная, чистая! Ах, какой я был дурак, когда считал, будто они как все!

— Я тоже была не права, — призналась Мирей, которая шла рядом, стараясь не ступать в росистую траву. — А ведь житья ей не давала со своими нелепыми нравоучениями! Неудивительно, что она сбежала от нас к синьору Кимура. Он ее не третировал.

— Эй, давай-ка повеселее! — сказал Франческо. — Мы прошли воду, огонь и медные трубы, а значит, положено веселиться! Экзамен-то сдан!

— Действительно, — ободрилась Мирей. — Будем веселиться, во что бы то ни стало! — И рассмеялась, шлепнув его по спине. Если раньше Росси был у нее не в фаворе из-за своих плоских, как подошва, острот, то после ночного бдения неприязнь испарилась без следа. Индульгенция была ему теперь обеспечена если не на сотню, то на десяток лет вперед так точно.