Каллиграфия страсти - [17]
Понадобилось много времени, прежде чем я пришел в себя. Был уже вечер, когда передо мной появился остров Ситэ, и навалилась ужасная усталость, я был опустошен. Только в этот момент я понял, что могу вернуться и домой, и к занятиям; могу открыть шкаф с партитурами, подобранными по авторам, и выбрать ноты наугад, по сердцу, не оглядываясь на долги незаписанных дисков. Я понял, что тоска исчезла, я убил ее усталостью, хотя и позволил загнать себя в угол и изрядно потрепать. Одержав победу оружием терпения, я вспомнил, что хандра — заразная болезнь, и сквозь усталость подумал о русском.
Где я обнаружил его? Под окнами? Я внимательно огляделся, стараясь понять, не мог ли он где-нибудь спрятаться; теперь я чувствовал слежку, как и он.
Мне показалось, что человек на мосту, соединяющем Ситэ и остров Сен-Луи, наблюдает за мной. Я узнал его и решительно двинулся вперед, готовый спросить, принес ли он таинственные страницы, которые мне обещал. Я был даже убежден, что он специально вернулся, что все было гораздо проще, чем я думал. В нескольких метрах от того человека я понял, что русский ушел совсем в другую сторону. Прохожий испуганно посмотрел на меня. Я замедлил шаг, и разочарование обожгло меня острой болью.
Вот уже много лет я не вожделел так к таинственной музыке и к не менее таинственной женщине. Я не мог пока определить, были они соединены только в моем больном воображении или действительно была какая-то связь между ними — музыкой, не имевшей имени, и женщиной, чье имя я не осмеливался произнести. Я и не пытался этого узнать, по крайней мере тогда.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Продолжение контактов с русским мне трудно вспоминать спокойно. Терпеть не могу ни писем, ни запечатанных конвертов, ни каких бы то ни было известий, кроме, разве что, вестей из прошлого. Настоящее болтливо: бессмысленные беседы, уходящие в никуда, от которых назавтра не остается даже воспоминаний. Музыку постигла та же участь. Ни одна эпоха не была так перенасыщена музыкой, как наша: она звучит везде — на улице, в магазинах, в самолетах и даже в кабинетах дантистов. Музыка всех типов, иной раз классическая, но чаще современные ритмы и песни. К услугам желающих плейеры, чтобы таскать музыку с собой хоть на вершину Юнгфрау. Тишину можно нарушать где угодно, на музыку никто не обращает внимания. Ее просто пропускают мимо ушей.
Мне пришлось долго ждать, прежде чем русский сообщил о себе. Это было беспокойное время, я плохо спал по ночам, а днем метался по дому, выглядывая в окно. Однажды поздно вечером я вернулся в то самое кафе на улице Ренн, надеясь снова увидеть «девушку в шляпе».
Мне казалось, что я обязательно встречу ее на улице, почему-то в компании русского; они будут идти быстро, почти бегом, будто стараясь что-то спрятать.
В последнее время я только и воображал себе такие причудливые ситуации. Чтобы хоть немного успокоиться, пришлось купить томик Нерваля и вернуться к Прелюдиям Дебюсси. Сотрудники студии звукозаписи бомбардировали меня разозленными письмами. Им нужны были мои записи, но они охотно поменяли бы сроки выпуска дисков: по одному в 10 лет. Я обещал, хотя мне и не хотелось следующие 10 лет жизни посвятить Прелюдиям Дебюсси. Некоторые сомнения по поводу первого диска я уже разрешил и был уверен в успехе. Теперь, правда, я знаю, что дело не пошло, и на 39 минут 4 секунды чистой музыки II тома все-таки истрачено 10 лет. Мой друг писатель однажды резюмировал: «Записывай ты ежедневно хоть по одной секунде Дебюсси, ты бы за 10 лет оставил более часа записи. Но ты всех перехитрил, записал всего 39 минут с копейками». Он был любителем парадоксов, поэтому я часто наведывался к нему. Будучи абсолютно лишен чувства юмора, я в старости вдруг обнаружил неожиданную склонность к веселым людям.
Но не буду больше отвлекаться. Если быть точным, то 24 июня 1978 года мне принесли письмо. Моего адреса никто не знал, имени на моем почтовом ящике не было, конверт лежал на скамейке у будки привратника. Я возвращался после одного из своих беспокойных путешествий, когда забрел до самого Сен-Жермен, чтобы поглядеть из кафе на прохожих. День был пасмурный и ветреный, для лета даже холодный. Мне случалось в это время часто забрасывать работу и бродить целыми днями, хотя прежней тоски, одолевшей меня после встречи с русским, уже не было. Я не искал знакомств с женщинами, даже избегал их. Но более всего старался вычеркнуть из жизни любые светские контакты: даже не вскрывал приглашения, которые мне присылали через студию звукозаписи, а просто бросал их в камин.
Письмо на скамейке не было похоже ни на одно из таких приглашений: желтый помятый конверт без марки, без адреса, с одним моим именем. Любопытство пересилило раздражение перед любым письмом: а вдруг я держал в руках разрешение загадки, страницы, которые прояснят тайну? И если был в моей жизни момент, когда эйфория целиком захватила бы меня, то это было тогда. Все мне казалось великолепным, я никогда не был так счастлив, и мне даже не приходило в голову, что я сам пока не знаю, чего ищу.
«Париж, 23 июня.
Высокочтимый маэстро!
«Отранто» — второй роман итальянского писателя Роберто Котронео, с которым мы знакомим российского читателя. «Отранто» — книга о снах и о свершении предначертаний. Ее главный герой — свет. Это свет северных и южных краев, светотень Рембрандта и тени от замка и стен средневекового города. Голландская художница приезжает в Отранто, самый восточный город Италии, чтобы принять участие в реставрации грандиозной напольной мозаики кафедрального собора. Постепенно она начинает понимать, что ее появление здесь предопределено таинственной историей, нити которой тянутся из глубины веков, образуя неожиданные и загадочные переплетения. Смысл этих переплетений проясняется только к концу повествования об истине и случайности, о святости и неизбежности.
Роман-антиутопия маститого алжирского писателя является своеобразным парафразом знаменитого «1984» Джорджа Оруэлла и развивает ту же тему: отношения свободы и тоталитаризма, человеческой личности и бездушного государственного аппарата.
Это книга о двух путешествиях сразу. В пространстве: полтысячи километров пешком по горам Италии. Такой Италии, о существовании которой не всегда подозревают и сами итальянцы. И во времени: прогулка по двум последним векам итальянской истории в поисках событий, которые часто теряются за сухими строчками учебников. Но каждое из которых при ближайшем рассмотрении похоже на маленький невымышленный трагический или комический роман с отважными героями, коварными злодеями, таинственными загадками и непредсказуемыми поворотами сюжета.
Что может быть хуже, чем быть 39-летней одинокой женщиной? Это быть 39-летней РАЗВЕДЕННОЙ женщиной… Настоящая фанатка постоянного личного роста, рассчитывающая всегда только на себя, Дейзи Доули… разводится! Брак, который был спасением от тоски любовных переживаний, от контактов с надоевшими друзьями-неудачниками, от одиноких субботних ночей, внезапно лопнул. Добро пожаловать, Дейзи, в Мир ожидания и обретения новой любви! Книга Анны Пастернак — блистательное продолжение популярнейших «Дневник Бриджит Джонс» и «Секс в большом городе».
Знакомьтесь, Рик Гутьеррес по прозвищу Кошачий король. У него есть свой канал на youtube, где он выкладывает смешные видео с котиками. В день шестнадцатилетия Рика бросает девушка, и он вдруг понимает, что в реальной жизни он вовсе не король, а самый обыкновенный парень, который не любит покидать свою комнату и обожает сериалы и видеоигры. Рик решает во что бы то ни стало изменить свою жизнь и записывается на уроки сальсы. Где встречает очаровательную пуэрториканку Ану и влюбляется по уши. Рик приглашает ее отправиться на Кубу, чтобы поучиться танцевать сальсу и поучаствовать в конкурсе.
Июнь 1957 года. В одном из штатов американского Юга молодой чернокожий фермер Такер Калибан неожиданно для всех убивает свою лошадь, посыпает солью свои поля, сжигает дом и с женой и детьми устремляется на север страны. Его поступок становится причиной массового исхода всего чернокожего населения штата. Внезапно из-за одного человека рушится целый миропорядок.«Другой барабанщик», впервые изданный в 1962 году, спустя несколько десятилетий после публикации возвышается, как уникальный триумф сатиры и духа борьбы.
Давным-давно, в десятом выпускном классе СШ № 3 города Полтавы, сложилось у Маши Старожицкой такое стихотворение: «А если встречи, споры, ссоры, Короче, все предрешено, И мы — случайные актеры Еще неснятого кино, Где на экране наши судьбы, Уже сплетенные в века. Эй, режиссер! Не надо дублей — Я буду без черновика...». Девочка, собравшаяся в родную столицу на факультет журналистики КГУ, действительно переживала, точно ли выбрала профессию. Но тогда показались Машке эти строки как бы чужими: говорить о волнениях момента составления жизненного сценария следовало бы какими-то другими, не «киношными» словами, лексикой небожителей.