Калинова яма - [96]

Человечек сдвинул очки на лоб, пристально взглянув на Гельмута. Тут же приветливо улыбнулся, и вокруг его глаз собрались мягкие морщины, похожие на следы от птичьих лап.

— Ну, вечер добрый, дяденька. Садитесь, садитесь, что стоять-то, ну… Ребята, вы снаружи постойте, да.

Гельмут стоял на месте и растерянно оглядывал человечка.

— Ну? — повторил майор.

Гельмут нерешительно шагнул вперед, пошевелил затекшими от наручников руками, снова недоверчиво посмотрел на майора, затем подошел к стулу и сел, не отводя глаз от красных щек, толстых очков и сияющей лысины.

— Ну вот, видите, я же не кусаюсь… — продолжил человечек. — Как вы поняли, я ваш следователь. Моя фамилия Орловский. А звать меня Александр Григорьевич. Будем знакомы, нам с вами еще работать и работать, ох, сколько ж вы работы-то мне задали, а.

Гельмут не знал, что ответить. Майор выглядел нереальным, будто из сна, и те сны, что он видел в поезде, казались ему сейчас более настоящими, чем происходящее в этом кабинете.

— Молчите все… Ну вас можно понять, такое-то пережить. Нервная у вас работа, дяденька, нервная. Эх…

Он достал из расстегнутого кармана гимнастерки белый носовой платок, протер лысину, деловито кашлянул, снова взглянул на Гельмута поверх очков.

— Жара-то какая… За что мальчишку убили?

— Не знаю, — ответил Гельмут, и собственный голос показался ему чужим.

— Ну дела. Порезали, как в борщ. А за что — не знаете. Вы простите уж, я тут шуточки иногда шучу, дурацкие, наверное… — он вздохнул. — Так за что убили-то? Он же связным у вас был?

— Да, — сказал Гельмут. — Но я не знаю, за что убил его. Я не совсем понимал, что делаю, мне было…

— Нехорошо?

— Да.

— Вот же ж как бывает. А сейчас как? Воды, может, налить? — он покосился на граненый графин, стоявший на буфете.

— Можно. Чувствую себя хорошо.

Кряхтя и покачиваясь, Орловский неуклюже вылез из-за стола, налил воды в стакан, протянул Гельмуту, снова сел.

— Пейте, пейте, ну что вы так смотрите, я ж не отравить вас тут хочу. Больно нужны вы мне тут мертвым. Кстати о мертвых — связного-то вашего наши ребята давно на карандаш брали, но вот что он в вашей сети — понятия не имели. Вот ведь дела какие. Что вообще о нем знаете?

— Знаю, что его звали, кажется, Максим. Юрьев.

Орловский махнул рукой.

— Черт с ним, по нему уже отдельное дело, не моя забота больше. А вот вы — моя забота. И что с вами будем делать-то, а? Вы вообще почему так сглупили? Не убили бы мальчишку — могли бы сбежать куда запросто. Вы же слежку почуяли, да?

— Да.

— И хотели на Калиновой Яме сбежать?

— Да.

— Я просто объясню, так, ну, чтобы понятно было… Мы вообще вас в Брянске ждали, но на всякий случай по разным станциям ориентировки разослали. Ну не знали мы, что вас там связной этот ждет. Зачем он был нужен?

— Это часть задания. Он должен был отдать мне передатчик и новый шифр.

— А, так это новый шифр, значится… Очень хорошо, очень. Слушайте, что с вами на этой станции произошло такое?

— Я не знаю.

— Ладно… — вздохнул Орловский. — Кестер про вас почти все рассказал, а вот про станцию эту не знал, видимо.

— Как он? — спросил вдруг Гельмут.

— Кестер-то? Ну, так я вам и сказал, ага. Вы чего вообще. Да ладно, ладно, жив-здоров пока что… Третьякову вашему меньше повезло.

— А с ним что?

— Это я вам опять-таки объясняю, чтоб понятно было, ну и чтоб поняли, где ошиблись… Добрый я слишком, да ладно. Мне так работать удобнее. Не бойтесь, «злого» следователя не будет, я тут один. Третьяков ваш стукачок, дяденька. А вы думали? Спокойный, проверенный, лишних вопросов не задает? Это вы накосячили, ага, ага. Должны бы знать такие вещи. Если человек не задает лишних вопросов, то, может быть, у него уже есть лишние ответы.

— Как вы вообще меня…

— Раскрыли? О, дяденька, это мы работали. Хорошо так работали, уж получше ваших, хе-хе. Я скажу только, что Сальгадо вас давно узнал, еще до того вечера в ресторане. А вы думали, ну. Что ж вы так?

Гельмут молчал.

— Ну, эй, вы чего хмуритесь, все не так плохо. У нас тут, как заметили, война началась, и некоторые люди могут вполне пригодиться. Не подумайте, что я вам тут надежду даю, это еще бабушка надвое сказала, но мы вполне можем сделать так, что вы всего лишь сядете за убийство. Ну, за некоторые услуги, конечно… Но об этом потом, потом. Давайте-ка начнем уже официальный допрос. Я тут шуточек таких шутить больше не буду, все в протокол пойдет, да и вы отвечайте четко и по существу. Это первый допрос, потом будут еще, еще и еще. Работы много. Принято?

Гельмут кивнул.

— Назовите ваше имя, фамилию, дату и место рождения.

— Гельмут Лаубе. Родился 22 июля 1905 года в городе Оренбурге.

★ ★ ★

Из статьи Карла Остенмайера «Тоска по невидимому»

Zentralblatt fur Psychotherapie und ihre Grenzgebiete, № 8, 1938

Один из моих пациентов однажды рассказал сон, который привел его к сильному эмоциональному потрясению.

Ему приснилось, будто он вернулся в родительский дом, где не бывал уже много лет, заглянул в свою детскую комнату и принялся разбирать шкаф со старыми игрушками. Внезапно среди оловянных солдатиков, мячей и погремушек он обнаружил своего кота, который был верным спутником его детства. Кот выглядел очень старым, грязным, тощим и больным. Во сне оказалось, что хозяин на десять лет запер его в этом шкафу, съезжая от родителей. Несмотря на столь долгую разлуку, кот вышел из шкафа и потянулся к нему за поглаживаниями.