Калинова яма - [64]

Он вышел на крыльцо с папиросой в зубах и увидел, что вокруг больше нет никакой деревни. Дом окружали высокие ели, через ветви которых пробивались красные солнечные лучи. Было холодно и сыро. Небольшая тропинка, устланная пожелтевшей хвоей, вела вглубь леса.

Всматриваясь вдаль, Гельмут вдруг заметил, что за стволом широкой ели возле тропинки прячется человек.

Он спрыгнул с крыльца, втоптал окурок в землю и быстро зашагал по тропе. Человек не собирался убегать. Это был тот самый незнакомец, который сидел на кровати — в такой же белой ночной рубашке, с бледным лицом и покрасневшими глазами. Он вышел на тропинку, видимо, поняв, что прятаться не имеет смысла, и улыбнулся быстрым движением губ.

— Почему вы не дома? — Гельмуту не пришло в голову ничего, кроме этого бессмысленного вопроса.

Человек промолчал. Он больше не улыбался.

— Деревня куда-то исчезла, — продолжил Гельмут, не прекращая попыток наладить диалог.

— Ты все еще спишь, — сказал незнакомец.

Гельмут почему-то почувствовал прилив злости. Ему захотелось ударить этого непонятного человека в лицо, свалить на землю и отпинать ногами.

— Ты уже очень глубоко, — продолжил незнакомец. — Глубже, чем когда-либо. Скоро все закончится.

— Насколько скоро?

— Найдешь болотное сердце и узнаешь. Слышишь кукушку? А я нет.

Гельмут сжал кулаки, зажмурился, глубоко вдохнул и выдохнул.

— Хорошо. А кто ты такой? — спросил он, слегка успокоившись.

Человек задумчиво посмотрел на свои руки.

— Зато я могу посмотреть на свои руки, а ты нет, — улыбнулся он.

Гельмут не стал проверять.

— Я твоя простыня и твоя подушка, — продолжил человек. — Я делаю твой сон мягче. Иначе они бы давно нашли тебя. Ты заметил, что их здесь нет?

Действительно, подумал Гельмут, здесь давно не было видно Сальгадо и Орловского.

— Но поскольку я твоя простыня и подушка, я делаю твой сон мягче, но крепче. Тебе будет очень трудно выбраться. Сочувствую тебе.

— Тогда скажи мне, как найти болотное сердце. Иначе я потеряю терпение и разобью тебе лицо. Это мой сон. Имею право.

— Я уже сказал. Слышишь кукушку? Иди и ищи. Когда она замолчит, ты найдешь болотное сердце. Но тогда они сразу начнут искать тебя. И найдут. А мне пора спать.

С этими словами он пошел по направлению к дому мимо Гельмута, совершенно не глядя на него.

Кукушка не замолкала. Гельмут вздохнул и пошел вперед по тропинке.

Он шел по мягкому настилу из пожелтевшей хвои и перегнивших листьев, перешагивая корни деревьев, покрытые скользким мхом. Солнце больше не поднималось — оно так и застыло прямо над горизонтом, красное и холодное, его розовые лучи били в глаза, скользя сквозь густые еловые ветви. Запах болота становился сильнее, и ноги утопали в рыхлой земле, в ботинках хлюпала вода. Кукушка по-прежнему пела.

Через полчаса идти стало еще труднее: ботинки наполовину утопали в зеленой жиже. Но впереди стало светлее — лес кончался.

Гельмут вышел к заболоченному озеру, сплошь покрытому светло-зеленой ряской, с голыми ветвями деревьев, криво торчащими из воды между кочками. По берегам густо разрастался камыш. Шагнув вперед в зеленые заросли, Гельмут вдруг провалился почти по колено, и ногу обдало противным мокрым холодом.

Он с трудом вытащил ногу и пошел чуть правее, осторожно ощупывая подошвой почву перед тем, как наступить. Утопая в грязи, он прошел еще немного и почти вышел к воде, но вновь провалился по колено — уже другой ногой. Пытаясь вылезти из грязи, он ухватился за голую ветку, торчащую неподалеку, но она не выдержала и треснула. Он потерял равновесие и упал на бок, но это наконец позволило ему вытащить ногу.

Нащупав рукой твердую кочку, он с трудом поднялся и продолжил идти. Под ногами хлюпало и булькало, брюки и рубашка промокли насквозь. Через несколько минут он вновь чуть было не провалился, но его спас твердый сук, за который он успел уцепиться.

Пройдя еще несколько шагов, он увяз по колено обеими ногами. Пока что его не засасывало, но идти дальше было совсем опасно.

Он огляделся по сторонам и вдруг заметил, что из-под кочки на расстоянии вытянутой руки торчит грязно-черная прядь волос.

В этот момент кукушка замолчала.

Гельмут потянулся рукой к пряди, взял ее сперва двумя пальцами — она была скользкой, сальной и холодной. Потянул на себя — не поддавалась.

С трудом он сделал еще пару шагов вперед, схватил волосы в кулак и потащил на себя. Это было трудно: прядь еле-еле поддавалась, вылезая из болота по миллиметру. Она была длиннее, чем казалось.

Когда Гельмут вытянул ее на двадцать сантиметров, схватив уже обеими руками, оказалось, что она становится толще. На волосы налипали комья слизи и останки мертвых насекомых. Он потащил дальше. Прядь превращалась в сплошной ком из волос, грязи, перегнившей травы, тины, обрывков тряпок и черт знает чего еще. Выглядело это отвратительно — Гельмута едва не стошнило. Тянуть становилось еще труднее.

Пересилив отвращение, он уцепился обеими руками за ком, сделал два шага назад и потащил на себя. Он пытался не особо всматриваться в то, что вытаскивает. Постоянно приходилось давить рвотные позывы. Грязная мерзость скрипела под его руками, сантиметр за сантиметром вылезая из болота — она была все больше и больше.