Калигула - [180]

Калигула воскликнул сквозь громкий смех:

— Погреть руку! Отлично! — Он обернулся к своим друзьям. — Вы слышали? Погреть руку!

— У Августы, несомненно, есть чувство юмора, — заметил Азиатик, сидевший с неподвижным лицом, а Геликон добавил:

— Похоже, что Муцию стало уже слишком тепло.

Первые секунды человек на сцене мужественно выдержал, но, когда кожа вздулась пузырями и пламя стало въедаться в плоть, лицо его исказилось от боли. Он знал, что его жизнь зависит от его выдержки, и левой рукой постарался продвинуть правую еще глубже в огонь, но боль была сильнее страха смерти, и с громким криком он выдернул руку обратно.

— Трус! Плакса! Слабак! — раздалось из рядов публики. Сзади к нему подошли служители Харона и потащили прочь.

— Плакса!

— Слабак!

— Нет, нет — я попробую еще раз, я выдержу! — сопротивлялся несчастный.

Все посмотрели на ложу императора.

— Он наскучил мне, — повторила Цезония и перевернула палец вниз. Калигула и его придворные льстецы сделали так же, и большая часть зрителей, прежде всего те, кто поставил на неудачника, последовали их примеру. Тут же тяжелый молот опустился на голову Муция, и он рухнул на песок.

Цезония встала. С нее было достаточно. Но Калигула решил остаться, чтобы посмотреть кастрацию Аттия.

— Это как раз для тебя, любовь моя. Парни выглядят так растерянно, когда их лишают мошонки, ты обязательно должна это увидеть.

Цезония рассмеялась громко и бесстыдно.

— Мне больше нравится, когда у них все на месте!

Калигула с гордостью огляделся по сторонам. Вот эта женщина в его вкусе, в своем бесстыдстве она ему ни в чем не уступала.

— Хорошо, тогда увидимся завтра на травле зверей, это придется тебе больше по вкусу.

Солдаты по-своему богобоязненны и любят праздничные церемонии. Относилось это и к суровым, видавшим виды воинам, отбывающим штрафную службу на Понтии.

— Теперь, когда все позади, мы могли бы устроить Кукуллу достойное прощание, я имею в виду…

— Нет! — решительно заявил Сабин, прервав легионера. — Кукулл опозорил солдатскую честь. Он убил подчиненного, обращался с вами как со скотиной, вызвал меня, трибуна, на поединок! Что же нам теперь, позвать плакальщиц и причитать над его останками? О каких его славных делах вы можете рассказать? Прах Кукулла без всяких церемоний будет развеян над морем.

Это произошло два дня назад, и теперь Сабин наконец нашел время нанести обстоятельный визит Ливилле.

Как всегда, лицо ее не выдавало движений души, но ему показалось, что вела она себя более открыто и оживленно.

— Миртия, посиди за дверью и последи, чтобы никто не приближался к дому. Ты можешь помешать нам только в случае опасности, слышишь?

Миртия равнодушно кивнула и исчезла.

— Приветствую моего храброго героя, — поддела она Сабина, и он парировал.

— Надеюсь, юная девственница пришла в себя после пережитого ужаса?

Ливилла улыбнулась.

— Мне приходилось переживать еще и не такие ужасы. Вот мы и коснулись нашей темы. Мы ведь оба хотим, чтобы ужас наконец прекратился. Но что я могу сделать в моем положении? Через несколько недель ты возвращаешься в Рим, а я не уверена, суждено ли мне покинуть этот остров живой.

— Уверен, что суждено, Ливилла! Я, во всяком случае, сделаю все, чтобы это произошло как можно скорее.

— Я помню о нашем предпоследнем разговоре, когда ты сказал, что есть только одна возможность убить Калигулу: это должен сделать человек из личной охраны императора. Ты сказал просто для красного словца или действительно готов на это?

Сабин кивнул:

— Да, Ливилла, в последнее время я даже вижу в этом смысл жизни. И не только желание мести толкает меня на убийство, нет, просто я чувствую потребность искоренить зло. При этом я не особенно мстителен и не стремлюсь стать героем. Я тебя разочаровал? Возможно, я хочу заставить расплачиваться императора за то, чего он не знает и в чем не виноват? Кто настолько хорошо понимает самого себя, чтобы разобраться в том, что им движет? Да и отобранное наследство не имеет никакого отношения к моему порыву; оставшейся третьей части мне более чем достаточно. Я знаю лишь одно: пока Калигула жив, мне не будет покоя.

— Хорошо, значит, я поняла тебя правильно. Но, надеюсь, тебе ясно, что заговор одного человека лишен всякого смысла? Даже если тебе удастся убить императора, его прихлебатели позаботятся о том, чтобы ты ненадолго пережил его, и выберут преемника, который нам не понравится. Нет, Сабин, Калигула стал настолько всем ненавистен, что не составит большого труда поднять против него половину Рима. Я же в своем теперешнем положении могу сделать одно: назову имена, которые ты должен будешь запомнить. Никаких записей! Людей немного, но к ним ты сможешь обратиться, когда вернешься в Рим.

— Если они еще живы…

— Надеюсь.

Ливилла сняла с полки небольшую книгу, переплетенную на новый манер, с пергаментными листами.

— Это список семей римских патрициев; кстати, я тогда сразу же нашла имя твоего дяди. Оно по-прежнему приведено здесь, как и имена других жертв убийцы — Сапожка. Сейчас я по очереди укажу тебе некоторые из имен, запоминай.

Сабин присел рядом с ней. Склонив головы друг к другу, они смотрели в книгу. От Ливиллы исходил манящий женский аромат, и он, поддавшись его магическому действию, невольно поцеловал ее в щеку. Та удивленно подняла на него глаза.