Калиф-аист. Розовый сад. Рассказы - [69]

При этих словах тетушка Илка рассмеялась — весело, заливисто, как всегда; однако Франци не мог побороть ощущения, будто над ним смеются. Смеялись розы в саду, потешались солнечные блики на белых колоннах террасы. Тетушка Илка держала в руках садовые ножницы.

— Не желаете ли букет для своей невесты? — Ножницы лязгнули, и розы посыпались на землю. — Помогите же мне, экий вы неловкий! Дайте-ка бечевку!

Тетушка Илка была большая искусница по части букетов.

— Невеста явится с минуты на минуту. Да-да, она уже выздоровела… Поутру забегала ко мне и обещала после обеда наведаться снова. Как видите, Францика, любовь — лучший лекарь.

Вслед за этой крылатой фразой так и просились душеспасительные нравоучения, до которых тетушка Илка всегда была охоча. А в данном случае они были и впрямь уместны. Ирен находится под опекой и покровительством тетушки Илки, и Франци это вновь было заявлено весьма торжественным тоном. Франци выслушивал ее, заранее терзаясь угрызениями совести, и настроение у него все больше портилось. Он чувствовал, что тетушка Илка взваливает на него все бремя ответственности за счастье Ирен, и это было невыносимо. Увлеченная своей речью, тетушка Илка ненароком подняла взгляд от букета и перепугалась не на шутку. Франци стоял бледный, судорожно ухватившись за перила террасы, взгляд его метался вдоль дорожек розового сада, словно в поисках убежища.

— Господи, да вы едва держитесь на ногах! — И тетушка Илка тоном почти официальной констатации тотчас и прокомментировала тревожные явления. — Вы не спали всю ночь. Счастье, как известно, гонит сон прочь. Знаете что, друг мой? Ступайте-ка вы к себе и прилягте отдохнуть, а я потом вас позову… Не беспокойтесь, как только Ирен появится, я сразу же дам вам знать.

Франци прилег на кушетку и тотчас погрузился в сон. Кошмары сменяли один другой, и когда его пробудил крик, то действительность показалась ему продолжением кошмарного сна. Тетушка Илка барабанила в скрытую гардеробом дверь:

— Францика! Францика!

Стук этот отдавался у него в голове.

— Францика, заходите, ваша невеста уже здесь. Да не забудьте прихватить букет.

Франци, пошатываясь на неверных ногах, проследовал на хозяйскую половину, голова у него разламывалась от боли. Словно бы в знак солидарности Ирен тоже жаловалась на головную боль. Ее частенько терзала жестокая мигрень. Страдальческим жестом она протянула Франци свою длинную, испещренную голубыми жилками бледную руку.

— Поцелуйте друг друга, дети мои, — поощрительно распорядилась тетушка Илка. — Я отвернусь.

Сцена нежности, однако, не получилась: поцелуй вышел насильственный, по указке.

— Принесли бы мне из аптеки какое-нибудь лекарство, — молвила Ирен.

Тетушка Илка хотела было послать служанку, но Франци настоял, что небольшая прогулка только пойдет ему на пользу. Бежать, избавиться от муки хоть на несколько минут… Однако он вскоре понял, что избавления быть не может. Провизор, завидя его, выскочил навстречу.

— Значит, голова у тебя разболелась, дружище?

Франци поспешил уклониться от намеков, скрытых в глубине вопроса.

— Я не для себя беру.

— Тогда для невесты? Аспирин врачует любовный недуг… — плоско сострил Осой. — Говори после этого, что я плохой прорицатель…

Но Франци и не слушал его. Из всего сказанного он уловил лишь одно слово. Оно преследовало его, оно прозвучало в звоне колокольчика на двери аптеки, вместе с Франци оно вышло на улицу, оно отзывалось в ритме его шагов. Невеста! Невеста! У него есть невеста… Он идет к своей невесте… Франци понапрасну напрягал свою убогую фантазию, дабы наполнить это слово смыслом. Он не в состоянии был представить Ирен близким человеком, бессилен был прочувствовать реальность уз, вдруг связавших его с другим существом — именно с этим, единственным из всех прочих. И с таким чужим… Даже звучало это слово ужасно — «невеста»!..

Невеста слабым голосом поблагодарила за принесенное лекарство. Полулежа на кушетке, она бросила растроганно-благодарный взгляд на стоявшего перед нею жениха со смоченной в воде облаткой. Однако Франци почудилось в этом другое — что именно, он и сам затруднился бы сказать. Благодарность Ирен была чересчур демонстративной, а склонность принимать причитающиеся ей услуги — слишком явной. Франци стоял перед нею, как новый лакей, которого барыня на первый раз с преувеличенной любезностью благодарит за стакан воды. В этот миг он вдруг осознал, что больше не хозяин самому себе. Он угодил в рабство. Перед ним находилась его повелительница, и можно было ожидать, что в следующий момент она выкажет недовольство. Так оно и вышло, поскольку Франци в замешательстве разрывал одну за другой облатки, никак не желавшие свертываться в пилюлю.

— Дайте сюда, недотепа вы этакий! — воскликнула наконец Ирен и выхватила у него из рук порошки. В жесте ее чувствовалось нетерпение исстрадавшегося человека. Впрочем, и презрение тоже. Очень красноречивым был этот жест, полный укора и осуждения. «Тут того и гляди голова разорвется, а от него проку ни на грош». Жест этот заставил Франци устыдиться. Но даже стыд привязывал его к Ирен. Связующие их узы были, что называется, на лице написаны, причем весьма мрачными чертами. Из всей веселой компании, что в тот день собралась у тетушки Илки, лишь обрученные выглядели хмурыми и угрюмыми.