Калиф-аист. Розовый сад. Рассказы - [68]

— Вот те на! Думаешь обнаружить тут бациллы, а находишь жениха!

Теперь уж неоткуда было ждать спасения. Франци вместе с дядей Лайошем препроводили в другую комнату, пока мама соберет какой-нибудь ужин. Тем временем и Ирен вдруг предстала одетой, и все пятеро уселись за стол в узком семейном кругу. Пятым оказался младший брат Ирен, гимназист-старшеклассник, только что вернувшийся домой. Мамаша подала к столу вино — им снабжал дядя Лайош из своих подвалов. В Гадороше всегда находилось вино, был бы повод выпить. А на сей раз пришлось и сдвинуть бокалы в честь радостного события.

— Когда же вы планируете устроить свадьбу? — поинтересовался дядя Лайош.

— Им бы хотелось поскорее, — улыбнулась мамаша. — Дал бы господь мне здоровья! Сколько мороки будет с приданым!

Франци в полном изумлении отметил, что его воспринимают как влюбленного юнца, который в своем нетерпении толкает несчастную старуху на сверхчеловеческие подвиги. Но вылезать с опровержениями было бы открытой бестактностью и бунтом… Порешили на том, что событие это «пока что не стоит предавать огласке». Дядя Лайош вел себя как глава семейного совета — степенно и по-родственному благожелательно.

Франци возвратился к себе на квартиру сам не свой, с ощущением, что непоправимое свершилось. Чувство это было ему знакомо еще с ученической поры. Его судьба всегда решалась свыше, а он был вынужден всего лишь принимать это к сведению. Нечто подобное он испытал, когда его определили в интернат или признали годным к военной службе… Жизнь его внезапно, роковым образом меняется по воле и замыслу других людей… Придется приноравливаться к новой муштре — Франци безошибочно чувствовал это, не будучи по натуре бунтовщиком и опасаясь скандалов. Он старался вжиться в новую ситуацию. Выходец из бедной немецкой семьи, он привык мириться со всяческой регламентацией, навязываемой ему обстоятельствами. Факт свершился… Рано или поздно это неизбежно должно было свершиться, как смерть. К тому же породниться с таким семейством в некотором роде импонировало ему. Семья хорошая, куда более знатная, чем его собственная. Сам-то он всего-навсего сын ремесленника, и если бы не дядя-каноник, ему бы не выбиться в люди. С этой точки зрения, женитьба на Ирен означает для него подъем по общественной лестнице. Возможность подыскать себе невесту побогаче попросту не приходила ему в голову. Иные доходы, кроме жалованья, ему даже и не снились.

Словом, Франци понимал, что вынужден примириться с происшедшим, но именно это и было самым ужасным, невыносимым. Столь неожиданная катастрофа!.. И как раз сегодня, когда… Франци даже самому себе не решался признаться, почему этот роковой поворот кажется ему столь немыслимым, чуть ли не издевательским именно сегодня. Произойди он в какой-либо другой день… Но сегодня Франци все еще был полон приятных переживаний: карточная партия пополудни, Гизи на валике дивана, перегнувшаяся через его плечо, прикосновение ее груди, ее локоны, щекочущие его ухо… Всего лишь несколько часов назад, но как свободен он был тогда — вся жизнь была впереди, весь мир принадлежал ему! Даже розы и те приветливо кивали ему, весь сад простирался перед ним! Франци чуть не возопил при мысли о том, что теперь он — жених Ирен… Постараться бы думать о другом, забыть весь этот ужас. Будь что будет! Авось да что-нибудь случится, произойдет между ними разрыв, и женитьба разладится… Ну не позор ли: счастливому жениху в первый же вечер настраивать себя на такой лад! А между тем это было сейчас для него единственным утешением, слабой, отдаленной надеждой на избавление.

В глубине души он отлично сознавал, что разумнее всего было бы немедленно что-то предпринять, объясниться с Ирен. Однако страх заставлял его подавлять эту мысль. Ночью в постели он старался отвлечься сладостными мечтами, вожделенным предметом коих была отнюдь не Ирен, но и не Гизи, которой он не смел коснуться даже в мыслях. Героинями их были воображаемые женщины — безликие и безымянные, однако же дозволяющие ему все вольности. А за окном необъятный сад, слившись в единый розовый куст, источал волны пьянящего аромата.

Спящий городок вокруг дышал прерывисто и часто, должно быть, взволнованный матримониальной вестью, подобно цветочной пыльце распространившейся каким-то загадочным путем. Наутро явившегося на службу жениха встретили поздравлениями. Франци принимал их безмолвно и с достоинством, словно выражения сочувствия. Выражение лица его исключало всякие попытки подступиться к нему с фамильярничаньем. В обед его атаковали сотрапезники, но от них он отгородился необходимостью хранить тайну: не говорил ни «да», ни «нет». Франци рвался домой, надеясь на спасение, однако тут он угодил прямехонько в объятия крайне возбужденной тетушки Илки, которая подкарауливала его на террасе.

Сверх всякого ожидания Франци не был удивлен всеобщим переполохом, хотя в ушах его еще звучал голос дяди Лайоша, призывавшего сохранить событие в тайне:

— Когда Ирен выздоровеет, объявим о помолвке. А до тех пор — никому ни слова.

И вот вам: оказывается, все всё знают.

— Ну и сюрприз вы нам подготовили! — восторженно воскликнула тетушка Илка. — Не могу передать, до чего я рада! — И она запечатлела на лбу Франци поцелуй — еще один поздравительный после полученного от мамаши Ирен накануне вечером. — Только не вздумайте зазнаваться: я радуюсь вовсе не за вас, а за Ирен. Она заслужила свое счастье, и семейная жизнь пойдет ей на пользу. А вы — другое дело, тут я не уверена… Уж не совершаете ли вы опрометчивый поступок?