Калиф-аист. Розовый сад. Рассказы - [71]

Франци действительно в какой-то степени был благодарен за то, что его избавили ото всех этих кошмарных забот. Теперь только и было разговоров, что о поисках квартиры да о пожеланиях и претензиях Ирен — будущей хозяйки дома, и Франци, холодея от ужаса, чувствовал, как день ото дня дело принимает все более серьезный оборот. Надо было поговорить с Ирен, по крайней мере хоть раз выговориться, неведомо зачем и как. Но Ирен ничуть не поощряла его к откровенным излияниям. Ирен держалась неприветливо и часто жаловалась на головные боли; она выдохлась, как после огромного напряжения. Все вышло, как она хотела, а теперь ей опостылела эта затея. Ирен давно уже с трудом выдерживала борьбу — борьбу умной девушки против провинциальной тупости. Она понимала, что ум делает ее ненавистной для обывателей городка. Злые языки почем зря треплют ее имя, а она чувствует, как изо дня в день стареет. И впрямь ей стоило немалых усилий одним мастерским приемом заткнуть рты злопыхателям! Она доказала, что стоит ей захотеть, она заполучит и мужа. Но теперь, когда желанная цель достигнута, она не испытывала радости.

Обладание Франци Грубером ничуть не наполнило ее гордостью или удовлетворением. Она презирала своего жениха, считая его недостойной партией, и без обиняков давала ему почувствовать свое презрение. Чем легче удалось его заполучить, тем меньшую ценность представлял он в глазах Ирен. Она почти не разговаривала с ним, высказывала ему свои пожелания в краткой, приказной форме. Франци был всего лишь средством для достижения цели, а цели своей она теперь добилась.

Иногда Ирен, долгими часами не давая себе труда даже взглянуть на Франци, под вечер вдруг бросала ему:

— Проводите меня домой!

И Франци покорно бежал к себе в комнату за шляпой: в ту пору считалось немыслимым человеку господского звания выйти на улицу без шляпы, даже если путь его лежал всего лишь к соседнему дому. Франци был послушен обычаям, равно как и своей невесте. Дни его проходили под знаком покорного послушания — иначе ему бы не снести своего положения. Не следует полагать, будто он чувствовал обидной или тягостной для себя надменно-повелительную манеру Ирен. Напротив, ему было гораздо легче так — в роли механического, слепого орудия. Ирен распоряжалась им. Она диктовала Франци, когда ему прийти к ним с визитом и сколько времени пробыть, какие цветы преподнести мамаше и как вести себя с тем или иным из родичей. А родственников у Ирен был целый город. Франци ничего не приходилось самому делать или решать; он в эти дни, можно сказать, почти и не думал. Для человека, доведенного до крайнего отчаяния, это было единственно возможной линией поведения. Похожее чувство испытывает на первых порах пленник: лишившись свободы, он вместе с тем избавляется и от ответственности и целиком полагается на ход событий.

Хорошо еще, что ему не часто приходилось бывать в доме у невесты, Ирен сама отговаривала его от визитов. Мать все время прихварывала, кроме того, семья жила чересчур скудно, чтобы принимать гостей. Прислугу в доме не держали, и все трапезы проходили, как правило, на кухне, за покрытым клеенкой столом. Ирен всячески стремилась избежать неожиданного визита Франци. Да и к чему, ведь она и так по сути проводит у тетушки Илки весь день! Но на воскресенье Франци получил особо торжественное приглашение к обеду. Стол накрыли в большой комнате, из серванта было извлечено столовое серебро, а с нижних полок буфета бережно вытащен заветный фарфоровый сервиз. К обеду, разумеется, пожаловал дядя Лайош и еще два-три родственника, но не из тех, что запросто вхожи в дом, а почетные гости, украшавшие своим присутствием лишь важные семейные события.

Была приглашена и тетушка Илка, но та отговорилась, сославшись на приезд каких-то гостей из провинции. Тетушка Илка пользовалась в Гадороше привилегированным положением: к ней ходили все, а она ни к кому не ходила. К тому же, как Франци дознался от Ирен, ее мать и «мамушка» между собой не ладили. Размолвка произошла из-за карт. Прижимистая вдова никак не могла примириться с проигрышем и с тех пор порога этого благоухающего розами вертепа не переступила. Дочь, однако, она отпускала туда с охотою, видя в этом одну из возможностей пристроить ее замуж. Да и грешно было бы удерживать девушку в четырех стенах, подле вечно ноющей матери. В игре Ирен не участвовала или, во всяком случае, не проигрывала, так что с этой стороны опасность не угрожала. А хворая вдова и тетушка Илка, питая взаимную антипатию, встречались крайне редко, хотя и жили в двух шагах друг от друга. Большим событием было, когда тетушка Илка навестила Ирен во время болезни, но до семейного обеда она не снизошла.

Свое внимание к Ирен тетушка Илка выразила другим способом: она прислала букет роз настолько громадный, что он едва пролез в дверь. Служаночки, которая притащила букет, сгибаясь под его тяжестью, почти не видно было за ним. Чудовищный букет вломился в дверь враждебно, агрессивно, словно бы весь необъятный розовый сад устремился сюда, — во всяком случае, так показалось Франци. В середину букета была воткнута большущая карточка, на которой под самоличным присмотром тетушки Илки очередная гостья — деревенская барышня — намалевала крупными цветными буквами: «Молодой паре».