Калибр имеет значение? - [100]

Артем обреченно вздохнул и шагнул вперед. Деваться то было некуда.

– А ну стоять! – вдруг раздался сердитый вопль.

Артем вздрогнул. Меломан, кажется, тоже. По крайней мере, скалиться он перестал.

И тут вдруг бахнуло, пыхнуло и вжикнула пуля, прямо под ногами. Меломан подпрыгнул, как будто решил сам сплясать, не дожидаясь музыки.

А под свет фонаря, прихрамывая и кряхтя, выкатилась сгорбленная старушка в пуховом платке и штопанном сером пальтишке, с авоськой в одной руке и огромным «магнумом» в другой. Пистолетом она размахивала во все стороны так, что Меломан попятился, растерянно бормоча:

– Э-э, бабка, ты че?

– Бросили бабушку! – заголосила старушка неожиданно сильным и визгливым голосом, продолжая бодро размахивать «магнумом». – Сумки-то тяжелые таскать! Ни стыда, ни совести у молодежи! А ну подь сюда, внучек, я тебя, лоботрясину, жизни-то поучу!

– Это ты, что ли, внучек? – растерянно спросил Меломан у Артема, осторожно отступая в сторону от разошедшейся бабки.

– Нервы-то у бабушки не железные, – продолжала разоряться старушка, – пистолетик тяжелый, рука-то дрогнет, пульну куда, зашибу тебя, орясину, ненароком… Сумку бери, бестолочь, помоги бабушке!

– Давай, пацан, вишь, нервничает твоя бабуся, – встревоженно сказал Меломан и на цыпочках удалился в темноту вместе со своими пистолетами, игрушечными на фоне бабкиного «магнума».

Тяжелая авоська плюхнулась в руки обалдевшего Артема.

– Чего встал, шевелись, орясина. – Бабка ткнула его стволом в спину и быстро прошептала: – Дом двадцать, второй подъезд. Иди!

Веревочные ручки авоськи резали ладони, рукоять «магнума» торчала из кармана штопанного пальто, а сама бабка возилась у двери с ключами. Артем сперва заторможенно смотрел на нее, пытаясь сообразить, что это вообще было. То есть вот эта хромая хилая бабка только что под дулом пистолета заставила его нести драную авоську с мороженой курой и кефиром? Получалось совсем тухло. Кажется, весь этот день его достал. И Артем, сам еще не очень соображая, что делает, выдернул «магнум» из кармана бабкиного пальто и ткнул стволом в узкую старушечью спину.

– Что, приятно?! – завопил он. – Приятно, когда пистолетом в спину тыкают?

Бабка обернулась.

Вся злость Артема вдруг испарилась под ее задумчивым взглядом. «Вы меня разочаровали, Артемий».

– Никогда не направляйте на человека пистолет, юноша, если не готовы выстрелить, – сказала она совершенно другим, очень мягким и спокойным голосом.

Забрала «магнум» из ослабевших рук Артема, опустила обратно в карман и распахнула дверь.

– Прошу. Кофе у меня закончился, но вам, юноша, сейчас это и не нужно. Чай с мятой будет в самый раз. Проходите.

«Она ведь меня спасла, – подумал Артем, глядя в немного печальные, ясные и совсем молодые глаза. – Она меня спасла, а я… Это все этот дурацкий день, как он меня достал, я больше не могу…»

Он понял, что плачет, только тогда, когда его осторожно обняли чужие руки, а тихий голос прошептал на самое ухо, согревая теплым дыханием: «Все пройдет. Все будет хорошо». Так когда-то говорила мама, давным-давно. Артем всхлипнул и разрыдался еще сильнее, уткнувшись в жесткую шерстяную кофту, пахнущую земляничным мылом. А теплые руки гладили его по голове, как маленького, и мягкий шепот пытался убедить в невозможном: «Все пройдет. Все будет хорошо». Хотелось ему поверить, но Артем-то знал, что это вранье.

– Как все будет хорошо, если оно пройдет? – буркнул он, выворачиваясь из чужих рук и отворачиваясь, чтобы она не видела его лица.

– Очень хороший философский вопрос, – по голосу было понятно, что она улыбается. – Знаешь, чем хороши такие вопросы? На них не обязательно отвечать. Там, справа, ванная, помой руки перед чаем, пожалуйста.

И легкие шаги пошелестели вперед по коридору.

«Вот стыдобища-то, – думал Артем, яростно плеща в лицо холодной водой, – разревелся перед незнакомой…» Конечно, никакая она не бабка. И не такая уж и старая. Артем вспомнил, как она выпрямилась и повернулась, и свет упал на ее лицо. Красивая. Очень. По возрасту, наверное, старше матери. Но и теткой ее назвать как-то тухло… то есть, неправильно. Таких, наверное, надо называть по-другому. Может быть, дамой? Но дамы должны быть в бальных платьях, а эта – в штопанном пальто и старой кофте…

Ее звали Ольга Константиновна. Бывшая учительница музыки. До сих пор играет на фортепьяно и делает упражнения для гибкости рук. Заодно это помогает управляться с оружием. Особенно таким тяжелым, как «магнум». Зато он всегда производит впечатление, особенно на хулиганов.

– Давай еще налью чаю, – предложила она. – Нужно выждать какое-то время, может, они разойдутся.

– Это вряд ли, – вздохнул Артем.

– Можешь переночевать здесь. В гостиной есть диван.

– Спасибо, но мне надо домой. Мама волнуется.

Про папашу он говорить не стал. Еще не хватало.

– Ну тогда все-таки еще немного подождем на всякий случай. А потом ты пойдешь, а я тебя прикрою, – сказала Ольга Константиновна.

– Как это?

– Обыкновенно. Зрение у меня еще хорошее, я делаю упражнения, а с моего балкона отлично простреливается весь двор.

Уходить не хотелось. Было бы и правда клево остаться в этой большой гостиной, где уютно тикают большие напольные часы, блестит черным лакированным боком фортепьяно и вкусно пахнет чаем и апельсиновым вареньем.