Календарь капельмейстера Коциня - [99]
— Вы же знаете, почему мне нужны эти четыре лата. Так вышло…
Атис Сизелен вконец рассвирепел.
— Вышло, что на бобах остались те, кто хотел послушать хорошую музыку, а вот те, кого она совершенно не волнует, примчались, чтобы напиться допьяна в буфете. Слышишь?
Окно было открыто, и внизу, в четыре мужских голоса, звенела песня:
— Ничего не скажешь, неплохое исполнение, — пытается шутить Марис. Закрывает окно. — А что вы, учитель, можете сказать о м о е м исполнении? — не унимается он.
— Об этом потолкуем как-нибудь в другой раз. — Атис Сизелен торопится в зал — прозвучал второй звонок. — Спущусь-ка я в буфет, призову к порядку этих горлопанов. Стыд и срам, стыд и срам, — уходя, твердит он.
Дамы уже заняли свои места. А в уборную вбегает запоздалый поздравитель. Это худощавый господин с раскрасневшимся морщинистым лицом, сединой в волосах. Прямо из буфета: слегка благоухает коньяком.
— Вы славно играли! — говорит этот худощавый господин и жмет пианисту руку. — У меня такое впечатление, что вы далеко пойдете, птица высокого полета… если будете благоразумны.
— Благодарю вас! — отвечает Марис. — Но я должен просить прощения — мне надо собраться с мыслями, сосредоточиться… Сейчас мой выход.
— Сосредоточиться? — смеется худощавый господин. — Пусть соберутся с мыслями кумушки в зале. А то слушать не дадут, будут болтать не переставая.
— С кем имею честь? — спрашивает Марис.
— Цал. Судебный исполнитель. Или, как говорят аборигены, пристав. Вы ведь знакомы с моим сыном Лаймоном?
— С Лаймоном? — Марис удивлен. — Не имел чести.
— Ну, тогда с невестой моего сына… Зинаидой Рейтер…
— Да, с нею знаком!
(Теперь Марис вспоминает коротышку, хотевшего подшутить над ним в Калнаверах.)
— Я, кстати, собирался недель через пять явиться к вам, Межсарг, чтобы описать недвижимое имущество вашего отца, но теперь, если не ошибаюсь, вы эти векселя оплатите. Что ж, рад от души. Разорять крестьян упаси бог — у меня аж сердце заходится. Кроме того, процентишки за продажу этих развалюх надоели мне до смерти! Мелочь! Мне нужен размах, крупные сделки.
— А что вы хотите от меня? Я ничем не могу вам помочь.
— Можете, — обрезает Цал. — Предлагаю провернуть маленькое дельце, как говорят англичане, — «вы — нам, мы — вам». Видите ли: кроме меня, никто не в курсе, что ваш отец втихую расторговал лес, под который была выдана закладная, — соответствующие документы лежат в моем сейфе. Так вот, коль скоро вы погашаете банковскую задолженность, мне нет дела до этих бумаг. Они могут пропасть, сгореть, улетучиться… Ведь не впервой, правда? С кем не бывает… Прокурор конечно же думает иначе. Но он ведать ничего не ведает, да и зачем, спрашивается, ему все это знать? Если вы обещаете не вмешиваться в сердечные дела моего сына, я обещаю не вмешиваться в лесные махинации вашего отца. Что было — то сплыло! Одним словом, предлагаю пакт взаимопомощи. Ну, так как?
— Но позвольте, у меня ведь не было и нет ни малейшего желания интересоваться любовными делами вашего сына, — Марис поражен.
— Это мы увидим сегодня, — говорит господин Цал. — После второго отделения, когда отзвучит «Мефисто-вальс». Держитесь, молодой человек! Коли послушаетесь моего совета, далеко пойдете. Попробуйте сказать вечером «да!», я завтра же пойду к прокурору. Если скажете «нет!», бог в помощь молодому художнику, трудящему-у-ся на ниве искусства! Вам пора на сцену, наши дамы уже наверняка собрались с мыслями.
На второе отделение осталось человек пятьдесят, не больше. Большинство уже почтило общество своим присутствием и засвидетельствовало свою принадлежность к избранному кругу. Уйти вовремя — признак хорошего тона (президент республики никогда не остается до конца спектакля). Проявившие стойкость слушали игру намного внимательнее. Дамам особенно понравилась рапсодия Листа, которой Марис срочно заменил сонату h-moll. «Паломниками» не переставал восторгаться господин Андреянов. Прошлой зимой в Немецком театре на Гимнастической улице Андреянов за чтение пролога к «Тангейзеру» удостоился Юлишкиного внимания. Это действительно лучшее из его стихотворных произведений. Не то поэма, не то баллада, нечто среднее между поэмой и балладой; может, чуть выше баллады и чуть ниже поэмы, но не будем спорить — это безусловно андреяновский шедевр, ибо Юлишкина оценка на сей раз решающая… Юлишка в самом деле интуитивно чувствует большое искусство. Сегодня, например, парафраз Листа ей совсем не понравился, о рапсодии она сказала: так себе, сносно, а вот «Мефисто-вальс» привел ее в восторг. Юлишка не только аплодировала исполнению этого произведения, но даже кричала «браво!», за что маэстро отвесил ей особый поклон, а Зинаида с целью испортить впечатление от вальса стала громко требовать исполнения по заявкам публики. По правде говоря, девицы уже загодя распределили между собой Бетховена, Моцарта и Шуберта — тут были вещи покрупнее и помельче, успевай только играй… Просьбы подавали Зинаида, Вальтрауте Фрида и снова Зинаида, Изабелла, Андерсониха. Даже госпожа Ф. попросила сыграть… «Ататюрка», или «Турецкого аллаха» Моцарта (господи, «Rondeau à la turca» — «Турецкий марш»).
Маргера Зариня знают в Латвии не только как выдающегося композитора и музыкального деятеля, но и как своеобразного писателя, романы и рассказы которого свидетельствуют о высокой культуре их автора. Герой совершенно необычного по форме и содержанию романа «Фальшивый Фауст» имеет, очень условно говоря, много прототипов в мировой литературе, связанной с легендой о Фаусте. Действие романа происходит в разные исторические эпохи, насыщено увлекательными приключениями и острыми ситуациями.Целиком посвящен нашему времени роман «Сыновья».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В подборке рассказов в журнале "Иностранная литература" популяризатор математики Мартин Гарднер, известный также как автор фантастических рассказов о профессоре Сляпенарском, предстает мастером короткой реалистической прозы, пронизанной тонким юмором и гуманизмом.
…Я не помню, что там были за хорошие новости. А вот плохие оказались действительно плохими. Я умирал от чего-то — от этого еще никто и никогда не умирал. Я умирал от чего-то абсолютно, фантастически нового…Совершенно обычный постмодернистский гражданин Стив (имя вымышленное) — бывший муж, несостоятельный отец и автор бессмертного лозунга «Как тебе понравилось завтра?» — может умирать от скуки. Такова реакция на информационный век. Гуру-садист Центра Внеконфессионального Восстановления и Искупления считает иначе.
Сана Валиулина родилась в Таллинне (1964), закончила МГУ, с 1989 года живет в Амстердаме. Автор книг на голландском – автобиографического романа «Крест» (2000), сборника повестей «Ниоткуда с любовью», романа «Дидар и Фарук» (2006), номинированного на литературную премию «Libris» и переведенного на немецкий, и романа «Сто лет уюта» (2009). Новый роман «Не боюсь Синей Бороды» (2015) был написан одновременно по-голландски и по-русски. Вышедший в 2016-м сборник эссе «Зимние ливни» был удостоен престижной литературной премии «Jan Hanlo Essayprijs». Роман «Не боюсь Синей Бороды» – о поколении «детей Брежнева», чье детство и взросление пришлось на эпоху застоя, – сшит из четырех пространств, четырех времен.
Hе зовут? — сказал Пан, далеко выплюнув полупрожеванный фильтр от «Лаки Страйк». — И не позовут. Сергей пригладил волосы. Этот жест ему очень не шел — он только подчеркивал глубокие залысины и начинающую уже проявляться плешь. — А и пес с ними. Масляные плошки на столе чадили, потрескивая; они с трудом разгоняли полумрак в большой зале, хотя стол был длинный, и плошек было много. Много было и прочего — еды на глянцевых кривобоких блюдах и тарелках, странных людей, громко чавкающих, давящихся, кромсающих огромными ножами цельные зажаренные туши… Их тут было не меньше полусотни — этих странных, мелкопоместных, через одного даже безземельных; и каждый мнил себя меломаном и тонким ценителем поэзии, хотя редко кто мог связно сказать два слова между стаканами.
«Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора. …Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал…».