Календарь капельмейстера Коциня - [22]
— Хорошо, что ты дома! — обрадовался дядя. — Завтра утром мы пароходом отправляемся в Росток. Это последняя возможность. Вот как бывает, когда веришь и доверяешь всяким… (тут он спохватился и не кончил фразу).
С гомерическим смехом дядя ударил молотком по крышке ящика.
— Последний гвоздь в гроб моих надежд! — сказал он. — Теперь хозяином квартиры будешь ты. С Фигисом я обо всем договорился. Иди в свою комнату, оглядись и устраивайся.
«Я, наверное, перепутал дверь, — подумал Каспар. — Это же не моя комната, это мебельный склад».
Три тахты — одна на другой — громоздились в нише углового окна. Стейнвеевский рояль придвинут к камину. На стенах самые разнообразные картины и зеркала, люстры переливаются всеми цветами радуги. На полу тщательно расстелен пушистый зеленый ковер. На рояле дядина пишущая машинка, в углу велосипед Эллы. Возле дверей обосновался двухдверный платяной шкаф, а вместо скромного диванчика, на котором спал Каспар, гордо высится марьяжная кровать адвоката Фреймута, когда-то входившая в приданое тети Эллы.
— Что все это значит, дядя?
Дядя Фриц торжественно вошел в комнату и тщательно закрыл дверь. В одной руке он держал какую-то бумагу, в другой — авторучку. Но выглядел адвокат несколько растерянным.
— Видишь ли… Надежных людей нынче маловато. Мы с Эллой долго ломали голову, пока не пришли к выводу, что вещи надо оставить на хранение тебе. Ты говорил, что никуда удирать не собираешься. Так что теперь ты должен сдержать слово! Оставайся в нашей дорогой Латвии… — Он достал носовой платок и вытер глаза. — К земле отцов бесценной приникай, будь сердцем связан с нею воедино… Всеми силами храни воедино нашу, за долгие годы приобретенную мебель. Береги ее от моли, особенно этот ковер. Не разбей люстры. Когда мы возвратимся (это произойдет не позже, чем через год), вернешь все как полагается!
Дядя подошел к Каспару, хлопнул его по плечу и сказал, что теперь надо оформить юридическую сторону дела.
— Вот список, — адвокат протянул Каспару бумагу и авторучку. — Все перечислено точно, можешь на меня положиться.
— Но где же мне-то теперь жить, дорогой дядя Фриц? Мне-то куда деваться?
Дядя страшно обиделся.
— Как! Мы семикомнатную квартиру освобождаем, а ты спрашиваешь, куда тебе деваться? Женись! Нет, нет… (спохватился дядя) лучше не женись… Между прочим, на этой марьяжной кровати тоже лучше не спи, там могут оказаться клопы… И вообще: чужих людей в дом не пускай… Разве что они силой вселятся, но в таком случае пусть живут возле кухни, где старая Алма жила. Она, между прочим, тоже едет с нами.
Каспар после долгих уговоров пообещал хранить вещи, но дать расписку категорически отказался. Он и сам не знает, что с ним будет, поэтому никакой ответственности взять на себя не может.
Господин Фреймут был страшно огорчен упрямством своего родственника, но, когда трубач в третий раз отверг предложение поставить свою подпись, пришлось смириться.
— Вот возьми, заплатишь за квартиру, — сказал дядя, вытаскивая из кармана пачку рейхсмарок. — По декабрь… Дальше думай сам, тогда уж наверняка будут другие деньги.
Под конец дядя сказал, что тетя Элла и Лотарик ушли ночевать к Шмитманам. Завтра спозаранку им всем надо быть в Андреевской гавани. Шмитманы тоже едут. Каспар должен зайти к ним попрощаться и заодно отнести туда еще два чемодана.
Каспар сделал все, что ему было велено, и лишь поздно вечером вернулся домой. Каково же было его удивление, когда, войдя в свою комнату, он обнаружил еще одну вещь: за время его отсутствия кто-то принес и положил на рояль красивую лакированную картинку: святую Марию с младенцем на руках. Там же была и записка: «Береги и храни! Когда вернусь, стребую! Старая Алма». А на дверях она мелом написала формулу:
Каспару никогда не приходило в голову, что старая Алма занимается химией.
ПОЩЕЧИНА
На следующее утро Каспар, сам не свой от радости, ворвался в гардеробную Лианы и сообщил, что квартира дяди Фрица освободилась. Отныне он является ее единственным хозяином.
— Меблированные комнаты на всем готовом — любимая, единственная! — ликовал Каспар, поглаживая руку Лианы.
Но Лиана вела себя со странной уклончивостью. Спешка тут ни к чему, надо все как следует обдумать. Пока что будущее покрыто мраком неизвестности. Сегодня кое-что выяснится. Лиане предлагают ангажемент в солидном театре. На главные роли!
— Так это же еще лучше! — восхитился Каспар. — Теперь ты сможешь устроиться соответственно своему положению и таланту.
— Да! Да! Зейдак создает театр в Готенхафене и обещает, что там я смогу устроиться соответственно своему таланту.
— То есть как? В Готенхафене! Ты собираешься в Готенхафен?
— А почему бы и не собираться, раз они предлагают такие выгодные условия? И ты, дурачок, поедешь со мной! Ведь я обещала: земля и небо могут обрушиться, но мы с тобой будем вместе! Им там наверняка и какой-нибудь музыкант понадобится. Я скажу Зейдаку, что еду только при одном условии: если Каспар Коцинь будет меня сопровождать. Не так ли? Любимый, единственный!
Потрясенный Каспар, не сказав ни слова, ушел в оркестровую. С минуты на минуту должна была начаться репетиция, музыканты уже настраивали инструменты. А Каспар стоял, прислонившись к колонне, и пытался разобраться в сумбуре, царившем у него в голове.
Маргера Зариня знают в Латвии не только как выдающегося композитора и музыкального деятеля, но и как своеобразного писателя, романы и рассказы которого свидетельствуют о высокой культуре их автора. Герой совершенно необычного по форме и содержанию романа «Фальшивый Фауст» имеет, очень условно говоря, много прототипов в мировой литературе, связанной с легендой о Фаусте. Действие романа происходит в разные исторические эпохи, насыщено увлекательными приключениями и острыми ситуациями.Целиком посвящен нашему времени роман «Сыновья».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В подборке рассказов в журнале "Иностранная литература" популяризатор математики Мартин Гарднер, известный также как автор фантастических рассказов о профессоре Сляпенарском, предстает мастером короткой реалистической прозы, пронизанной тонким юмором и гуманизмом.
…Я не помню, что там были за хорошие новости. А вот плохие оказались действительно плохими. Я умирал от чего-то — от этого еще никто и никогда не умирал. Я умирал от чего-то абсолютно, фантастически нового…Совершенно обычный постмодернистский гражданин Стив (имя вымышленное) — бывший муж, несостоятельный отец и автор бессмертного лозунга «Как тебе понравилось завтра?» — может умирать от скуки. Такова реакция на информационный век. Гуру-садист Центра Внеконфессионального Восстановления и Искупления считает иначе.
Сана Валиулина родилась в Таллинне (1964), закончила МГУ, с 1989 года живет в Амстердаме. Автор книг на голландском – автобиографического романа «Крест» (2000), сборника повестей «Ниоткуда с любовью», романа «Дидар и Фарук» (2006), номинированного на литературную премию «Libris» и переведенного на немецкий, и романа «Сто лет уюта» (2009). Новый роман «Не боюсь Синей Бороды» (2015) был написан одновременно по-голландски и по-русски. Вышедший в 2016-м сборник эссе «Зимние ливни» был удостоен престижной литературной премии «Jan Hanlo Essayprijs». Роман «Не боюсь Синей Бороды» – о поколении «детей Брежнева», чье детство и взросление пришлось на эпоху застоя, – сшит из четырех пространств, четырех времен.
Hе зовут? — сказал Пан, далеко выплюнув полупрожеванный фильтр от «Лаки Страйк». — И не позовут. Сергей пригладил волосы. Этот жест ему очень не шел — он только подчеркивал глубокие залысины и начинающую уже проявляться плешь. — А и пес с ними. Масляные плошки на столе чадили, потрескивая; они с трудом разгоняли полумрак в большой зале, хотя стол был длинный, и плошек было много. Много было и прочего — еды на глянцевых кривобоких блюдах и тарелках, странных людей, громко чавкающих, давящихся, кромсающих огромными ножами цельные зажаренные туши… Их тут было не меньше полусотни — этих странных, мелкопоместных, через одного даже безземельных; и каждый мнил себя меломаном и тонким ценителем поэзии, хотя редко кто мог связно сказать два слова между стаканами.
«Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора. …Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал…».