Календарь капельмейстера Коциня - [106]
После выздоровления отца Марис всерьез занялся музыкой. Он избегал играть как Шопена, так и Листа: они вызывали в памяти жалкий фарс в Общественном собрании. Взялся за повторение моцартовского фортепьянного концерта d-moll и снова погрузился в чистейший источник музыкального творчества. Кто знает, может, по дороге в Вену и стоит понюхать сероводорода, успеет еще решить, времени на раздумье у него предостаточно. Горячий обед и пять латов с неба не падают. А теперь — музицировать и помогать отцу, он еще довольно слаб. Наколоть дров и постараться придумать, что бы еще такое продать, что сготовить на обед? Закрома, сундуки — все пусто.
Марис не выдержал и украдкой верхом на Фицджеральде отправился в Звартское имение, где в Стуракрогской корчме Якобсон держал продовольственную лавчонку. Закупил копченого шпику, белого хлеба и пеклеванного, сахара, кофе и дрожжей, отдав больше двадцати латов. (От оборотного капитала — двести восемьдесят — после оплаты печатных работ и мелких долгов осталось двести шестьдесят. Разве нельзя позволить себе самую малость?)
Когда Марис с покупками возвратился домой, отец тут же отобрал у него оставшиеся деньги. Как мог сын поступить столь легкомысленно?
— Во сколько тебе станет дорога до Вены? — спросил старик, отсчитал сто пятьдесят латов, подумал, добавил еще тридцать и сказал: — Это положи под ключ да побереги. А то не сумеешь возвратиться в Европу. Остальные будут храниться у меня, и лишь с моего согласия ты будешь покупать съестное. У нас ведь еще есть домашний шпик и серый горох.
В тот вечер лавка Якобсона была битком набита людьми. После работы народ пришел за селедкой, за белым хлебом. Тут же у дверей попивали пивко и спорили о политике. Одна бабка — это была горничная из Калнаверов — расхвасталась: ей теперь хорошо, не служба, а сплошной праздник! Господин Конрад и мадам отправились в дальние края, кто знает, вернутся ли они вообще этой осенью домой. Дома лишь молоденькая мамзель. Вроде бы и надо ей прислужить и накормить, но девица знать ничего не хочет о еде. Целыми днями бродит по лесу, сидит с книжкой на берегу или прогуливается по Звартскому парку. После конфирмации очень посерьезнела, ехать в Дуббельн к подружкам не желает; нет, говорит, — и все тут! «Больно уж она чудна́я, но какое мне до этого дело. Якобсон, запиши за мной один шнапс. Юкумс чистил лошадей и надорвался… Дашь, а?»
Но Якобсон в долг ничего не дает. Принципиально! У него покупают так, как вот только что молодой господин Межсарг: на валюту, то бишь деньги на бочку!
И тут вдруг молодой господин Межсарг вытаскивает кошелек и берет для калнаверской бабки Катрины бутылочку «монопольки» — два лата пятьдесят сантимов, как вам это нравится? У Якобсона отвисает челюсть.
Потом всем народом это дело обсудили и пришли к заключению, что на молодого человека снизошла внезапно благодать, вот он и пожелал доброе дело сделать. И так как в тот момент подвернулась ему под руку бабка из Калнаверов, то и купил ей водки.
Вернувшись домой, сын пытался втолковать отцу, что Якобсону в лавку на этой неделе завезут овес.
— Может, и нам стоит закупить немного корма? — предлагает он. — Чтобы когда оценивать будут, конь здоровее выглядел. Это не так уж дорого…
— Пожалуй, — соглашается старый Межсарг. — Фицджеральда продадим в последнюю минуту. Нечего беречь для цыган.
И вот Марис каждый вечер отправляется в лавку Якобсона смотреть, не прибыл ли овес. Идет пешком, не спеша. По лесной тропе, мимо большого валуна. Потом по Стукскому большаку сворачивает в сторону парка, доходит до лавки и возвращается. Но не везет… Овса как нет, так нет (вообще в этой лавке овса никогда и не было), поэтому он туда больше не заглядывает, а, обойдя вокруг Калнаверов, чинно вышагивает по той же тропе обратно домой.
Два дня подряд дождь лил как из ведра. Пришла пора осенних хлябей? Вода в Скальупе поднялась, заклокотала, бурный поток мчится по каменистому руслу, словно в апреле. Марис вынужден сидеть взаперти за роялем. Шлифует все тот же концерт и, поругивая прямо-таки осеннее ненастье, оттачивает исполнение этюдов Скрябина. Но сколько можно оттачивать? К счастью, на третий день выглядывает солнце. Потому он уже с самого утра торопится в лавку Якобсона, узнать, не завезен ли за эти дни овес.
Надев белый пуловер, Марис спешит в Звартское имение. Недалеко от поворота на Калнаверы видит впереди себя на Стукской дороге девушку в короткой серой юбке, красной кофточке, босоногую. Она шлепает по вчерашним лужам и разбрызгивает грязь. Потом скачет вдоль обочины, скашивая хворостиной головки одуванчиков. Медленно, словно нехотя, девушка приближается к хутору. Хворостинка со свистом рассекает воздух, и головки падают, вздымая облачко белых пушинок.
У Мариса перехватило дыхание. Роковой миг настал… Если Марис не поторопится, девушка вот-вот свернет на дорогу, ведущую к дому. Он прибавляет шагу, и Юлишка, уже в аллее, вдруг оглядывается. Застывает как вкопанная с поднятым прутиком.
— Доброе утро! — говорит Марис. — Почему у вас сегодня такой сердитый вид?
— Потому что вы меня напугали, свистун вы этакий!
Маргера Зариня знают в Латвии не только как выдающегося композитора и музыкального деятеля, но и как своеобразного писателя, романы и рассказы которого свидетельствуют о высокой культуре их автора. Герой совершенно необычного по форме и содержанию романа «Фальшивый Фауст» имеет, очень условно говоря, много прототипов в мировой литературе, связанной с легендой о Фаусте. Действие романа происходит в разные исторические эпохи, насыщено увлекательными приключениями и острыми ситуациями.Целиком посвящен нашему времени роман «Сыновья».
Hе зовут? — сказал Пан, далеко выплюнув полупрожеванный фильтр от «Лаки Страйк». — И не позовут. Сергей пригладил волосы. Этот жест ему очень не шел — он только подчеркивал глубокие залысины и начинающую уже проявляться плешь. — А и пес с ними. Масляные плошки на столе чадили, потрескивая; они с трудом разгоняли полумрак в большой зале, хотя стол был длинный, и плошек было много. Много было и прочего — еды на глянцевых кривобоких блюдах и тарелках, странных людей, громко чавкающих, давящихся, кромсающих огромными ножами цельные зажаренные туши… Их тут было не меньше полусотни — этих странных, мелкопоместных, через одного даже безземельных; и каждый мнил себя меломаном и тонким ценителем поэзии, хотя редко кто мог связно сказать два слова между стаканами.
Сборник словацкого писателя-реалиста Петера Илемницкого (1901—1949) составили произведения, посвященные рабочему классу и крестьянству Чехословакии («Поле невспаханное» и «Кусок сахару») и Словацкому Национальному восстанию («Хроника»).
Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.
«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора. …Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал…».