Как жить в эпоху Тюдоров. Повседневная реальность в Англии ХVI века - [98]

Названные лица должны быть переведены из [тюрьмы] Контор в Ньюгейт с музыкой, то есть со сковородами и чашами, звенящими перед ними, и должны быть одеты в полосатые капюшоны, а в руках держать белые розги в знак того, что они — сводники, шлюхи и потаскухи; и так они должны быть проведены до Стандерда в Чип, и там надо огласить это объявление, а оттуда провести от Чипа до Корнхилла и там их побить камнями под позорным столбом во время объявления, а оттуда — к Алгейту, где навсегда изгнать их вон из города.

Накинув на головы полосатые капюшоны, они должны были обойти город вместе с людьми, которые шли перед ними и стучали в кастрюли, чтобы привлечь внимание к процессии. На каждой остановке маршрута они должны были стоять у позорного столба, где горожанам предлагалось бросать в них разные вещи, часто — камни, пока зачитывался список совершенных ими преступлений. В конце концов, окровавленные, со звенящими в ушах оскорблениями, они, теперь уже бездомные, изгонялись из города. К тому времени, когда Джудит Тейлор судили за проституцию в 1575 году, полосатые капюшоны исчезли, а позорный столб заменила порка, но шествие виновных, привязанных к задней части телеги, по улицам все еще продолжалось.

Так поступали не со всеми видами проституции. В первой половине эпохи Тюдоров в Саутуарке существовали лицензированные публичные дома, которые находились под юрисдикцией епископа Винчестерского. Они были неподконтрольны лондонским властям, а аренда и лицензионные платежи шли в казну епархии. В конце концов в 1546 году они были закрыты на волне беспокойства из-за распространения венерических заболеваний, в особенности сифилиса, и еще одной вспышки чумы. Позже состоятельные и влиятельные клиенты стали давать определенную защиту своим любимым публичным домам. Лицензированные заведения обслуживали в основном клиентов из более обеспеченных слоев общества: юристов, придворных и некоторых священнослужителей. Работавшие там женщины, как правило, были хорошо одеты и могли подражать светским манерам элиты. Рассказ, записанный в 1598 году в протоколе суда Брайдвелла, описывает публичный дом, которым управляет госпожа Хиббенс, которая «всегда держала наготове в своем доме различные женские наряды: шелковые мантии различных цветов, мантии из шелка, смешанного с камвольной тканью и из других материалов, нижние юбки из прочной ткани, имитирующей кожу, с двумя или тремя ярдами бархата, а также голландские сорочки». Когда клиенты хотели заняться сексом с «дамой», она посылала за одной из своих девушек и переодевала ее в соответствующий случаю наряд.

Рассказ Элизабет Киркеман о своих буднях в борделе «Гилберт Ист» в 1570-х годах содержит аналогичную историю о шелковых платьях и бархатных чулках, хранившихся в помещениях для «джентльменов и состоятельных людей». Этот бордель принимал обычных людей, когда богатых гостей не ожидали («когда некого больше было обслужить, приходило много подмастерьев», по словам Киркеман). Показательно, что ее арестовали не тогда, когда она работала в этом заведении, куда нечасто заглядывали состоятельные клиенты, а позже, когда работала в гораздо более скромном учреждении, клиенты которого состояли из «разной прислуги, темнокожих и других лиц» и поэтому не могли защитить ее от властей. Еще в более уязвимом положении были те, кто работал на улицах, где к списку преступлений, которые они совершали в глазах закона, добавлялось бродяжничество.

Поскольку все внебрачные сексуальные отношения сводились в одну категорию — «разврат», то влечение к собственному полу не привлекало особого внимания. Понятия гомосексуальности не было, было только деление на целомудренных и нечистых. Из проповедей той эпохи ясно, что грехи Содома и Гоморры часто толковались как общая сексуальная распущенность, вобравшая кровосмешение, изнасилование, скотоложество, гомосексуальность, гетеросексуальный анальный секс и прелюбодеяние. Например, «Проповеди против блуда» Томаса Бэкона описывают грехи этих двух городов как «блуд и нечистоту», а баллада 1570 года «Страшное и ужасное разрушение Содома и Гоморры» подчеркивает сексуальные грехи всего населения: «Он осудил их непристойные жизни, молодого и старого, мужчину и женщину». Только Лот и его семья оказались достойны спасения, потому что Лот — единственный праведник. Но в балладе даже его дочери пытаются искусить его сексуальным грехом:

Низменные распутные девы, которые так жаждут

Приятных игр Венеры,

Что если так могут удовлетворить свое желание

И разжечь пламя юности,

То хотят возлечь с отцом,

Чтобы утешить порочную плоть…[52]

Здесь содомия принимает форму инцеста. В «Четвертой сатире» (Satire 4, 1597) Джон Донн описывает развратного придворного, «который любит шлюх… мальчиков и… коз» — еще один пример такого обобщенного представления о нечистом поведении.

Незаконные гетеросексуальные отношения, помимо того, что с ними связаны моральные и медицинские вопросы, влекут за собой и практические проблемы, такие как беременность и дети, оставшиеся без содержания. Поэтому официальные власти главным образом обращали внимание на поведение незамужних женщин. Поведение замужних женщин для властей было менее интересно, поскольку о ребенке замужней, кем бы он ни был зачат, должен был позаботиться ее муж, и приход был освобожден от финансового бремени его содержания. Однополые связи, которые влекут гораздо меньшую опасность появления незаконных детей и распада брака, могли казаться многим еще меньшим социальным злом. Секс между двумя женщинами, по-видимому, попадал в эту категорию, и ему очень мало внимания уделялось как в народных, так и в ученых сочинениях, и в поле зрения правосудия он не попадал. Однако такой практический взгляд был уравновешен выражением всеобщего отвращения и омерзения, которые всплывали всякий раз, когда обсуждалось гомосексуальное поведение мужчин. Мужская гомосексуальность представлялась угрозой естественному укладу жизни общества и ассоциировалась с широким спектром опасной и антиобщественной деятельности. Считалось, что она может навлечь гнев Божий на весь народ, как это и случилось с библейскими городами Содомом и Гоморрой.