Как жили византийцы - [7]

*

Помимо ремесленников и торговцев, существенную прослойку городского населения в IX–XII вв. составляли две категории людей, положение которых представляет особый интерес: рабы и интеллигенция. Как и в других странах Средиземноморья, особенно Восточного и Южного, в империи использовался рабский труд. В IX столетии некая Даниэлида, несметно богатая жительница Пелопоннеса, подарила Василию I Македонянину 500 рабов и 100 рабынь-ткачих. После ее смерти из других ее рабов, отпущенных на свободу, составилась целая колония в провинции Лонгивардия в Италии, куда их переселили власти. Основным источником рабства служили войны. Рабы были по преимуществу иноплеменниками. От раба-грека хозяин старался поскорее избавиться (боясь морального осуждения общества) или превращал его в свободного слугу.

В середине Х в. в результате успешных действий против арабов немало пленных, обращенных в рабов, попало даже в собственность состоятельных крестьян. Рабов продавали также иноземные купцы. В столице торг ими шел на площади Тавра. Государство регулировало цены и на рабов: раб-писец стоил 50 номисм, врач — 60, ремесленник — 40, не обученный ремеслу — 20–30, ребенок 10. Иноплеменные подданные василевса нередко сами продавались в рабство или продавали детей.

В XI в. численность рабов резко сократилась. Их труд становился нерентабельным и почти не использовался в сельском хозяйстве. Много их оставалось в качестве слуг и дворовых холопов в домах знати. Гораздо более характерны для XI–XII вв. известия не о приобретении, а об освобождении рабов, что поддерживали и церковь и государство. Церковь обретала новых полноправных прихожан, а государство обретало новых подданных — налогоплательщиков и воинов. Однако акт освобождения должен был быть следствием доброй воли господина. Церковный писатель IX в. Петр Сицилиец писал, что он не хулит человека за его рабскую долю, ибо рабство не позорно (все — "рабы божьи"), а хулит за то, что раб вредит господину и убегает от него.

Наиболее часто рабов отпускали по завещанию. Нередко их при этом наделяли движимым и недвижимым имуществом и устраивали их личные судьбы. Закон поощрял мягкость в обращении с рабами. Однако участь их была весьма различной. Были среди них любимчики и советчики, рабы — воспитатели детей, няньки и дядьки, рабыни-наложницы. Рабы, соратники или оруженосцы, сопровождали аристократов в походах. Смерть любимого раба может сокрушить сердце скорбью, говорил Кекавмен, полководец XI в., написавший поучение детям. Однако доля большинства рабов была тяжкой и позорной. Случаи самоубийства среди рабов происходили нередко: иной рабыне, разбившей вазу, смерть казалась менее страшной, чем гнев хозяина или хозяйки. Рабы мечтали о том, чтобы стать зависимыми крестьянами париками.

Как во всякой стране старой цивилизации, в Византии имелся широкий слой людей умственного труда. В основном это были служащие государственных и церковных учреждений. Представители свободных профессий, т. е. собственно византийская интеллигенция, составляли меньшинство.

Молодой человек, выучившийся на грамматика или нотария, т. е. на писца правительственной канцелярии, если он не имел сильного покровителя, начинал карьеру с низших ступеней (для высших чинов зачастую оказывалась необязательной и элементарная грамотность), медленно поднимаясь вверх в соответствии с табелью о рангах. Можно было до старости прослужить на низших постах, в вечном страхе за место, унижаясь перед невежественным начальником. Кекавмен советовал: когда начальник, бездарь и невежда, допускает ошибки, то первейший долг подчиненного — держать язык за зубами, иначе несдобровать.[5] Если чиновнику покровительствовали крупные сановные лица или сам василевс, то тот быстро шел в гору, безнаказанно манкировал своими обязанностями, отлучался из канцелярии куда хотел и когда хотел, так как, получив чины и титулы, он приобщался к кругу сановной знати, главной обязанностью которой в столице было лишь парадное представительство да участие в торжественных церемониях.

Для достижения карьеры требовались не столько деловые качества, сколько ловкость и догадливая верность начальству как в законном, так и незаконном деле. Сознание безнаказанности росло пропорционально успехам по службе. Беззакония и произвол сановника могли возмущать весь город. Но никто не решался намекнуть на это василевсу; подобострастные улыбки недавних хулителей неизменно встречали сановника на приемах.

Начальник столичной тюрьмы при Алексее III Ангеле Лагос, договорившись с ворами, выпускал их ночами на разбой и получал определенную долю добычи. Когда Лагос незаконно арестовал одного состоятельного ремесленника, сотоварищи арестованного по ремеслу подняли бунт, поддержанный беднотой столицы. Высшего чиновника столицы — эпарха — с его отрядом забросали камнями, тюрьмы были разгромлены, заключенные выпущены, храмы разграблены. Был брошен клич о свержении василевса. Но к вечеру вызванные войска подавили мятеж. А виновник беспорядков Лагос? Он приступил к размещению по камерам новых заключенных бунтовщиков.

Среднее и высшее чиновничество жило не столько на жалованье, сколько на взятки и хищения. Неистребимый порок бюрократической машины империи взяточничество — был почти легализован. Кроме того, именно высшие и средние чиновники получали от василевсов дары, привилегии, откупа и т. п.