Rorippa nasturtium-aquaticum. Водяной кресс.
Allium ursinum. Дикий чеснок.
Malus domestica. Яблоки.
Иногда мы сидим вместе, словно вернулись те далекие дни, сотни лет назад. Сидим, молчим, слушаем пение дроздов и жаворонков. Он иногда даже улыбается, что-то вспоминая, и тогда я поворачиваюсь к нему, гляжу прямо в глаза и провожу пальцем по зарубцевавшимся шрамам. Так я без слов снова и снова повторяю, что вернулась домой.
В общем, мы теперь снова вместе, Эдмунд и я.
Все чрезвычайно просто. Я знаю, что ему никогда не удастся заглушить эти жуткие голоса. Он слышал, как людей убивали, как они умирали, и их голоса его заразили, отравили, разлили яд по всему телу. Он не знает, как выключить эти звуки, как снова начать ненавидеть не себя, а мир, — нам всем это как-то удалось. Он загнал ненависть внутрь. Шрамы говорят сами за себя.
Айзек выжил, потому что слушал животных. Им он может помочь, и это утишает его собственную боль. Пайпер? У Пайпер была я. Спасая Пайпер, я спасла саму себя, и все, что нас должно было убить, обернулось спасением. От страшных последствий войны нас спасли упрямство, неведение и безудержная жажда любви.
Не знаю, как глубоко этот ужас въелся в Эдмунда, одно ясно — ему нужен покой и необходимо быть любимым. Я могу обеспечить и то и другое.
И вот теперь я здесь: с ним, с Пайпер, с Айзеком и Джонатаном, с коровами, лошадьми, овцами и собаками, с садом и с кучей работы на ферме — иначе в стране, изуродованной и искалеченной войной, не выжить.
Умом я это и раньше понимала, но теперь пора приниматься за дело. Что-что, а сражаться я умею лучше всех, уж поверьте.
Я знаю наконец, где мое место.
Здесь. С Эдмундом.
Вот как я теперь живу.
