Как я отыскал Ливингстона - [54]

Заметивши, что стоит только обнаружить мужество и силу, чтобы внушать им уважение и избавить себя от докучливости я прибег к своему бичу и хлопал им как из пистолета каждый раз, как туземцы забывали должные границы. До тех пор пока они ограничивались глазением и сообщением друг другу своих замечаний относительно моего телосложения, платья и манер, я спокойно обрекал себя служить им забавою; но когда они начинали тесниться вокруг меня, так что я едва мог подвигаться вперед, тотчас же я два или три раза хлопал бичом направо и налево и таким образом прочищал себе путь.

Пембера Перен — забавный старик весьма маленького роста; он был бы совершенно ничтожен, не будь он самым могущественным из угорских султанов, пользующимся чем-то вроде гегемонии над многими другими племенами. Несмотря на все свое могущество, он одевается хуже последнего из своих подданных, всегда покрыт грязью и маслом, всегда ходит с запачканным ртом; но все это одни эксцентричности: как премудрый судья, он не имеет себе равного; у него всегда готова какая-нибудь увертка, чтоб вытянуть несколько лишних доти у робких арабских купцов, приезжающих ежегодно торговать в Унианиембэ; он без малейшего затруднения решает дела, пред которыми задумался бы обыкновенный человек.

Шейх Гамед, выбранный предводителем нашего общего каравана, был до такой степени мал ростом и жидок, что мог быть принят за копию с своего знаменитого прототипа «Даппера». Но то, чего ему не доставало в весе и размерах, он заменял подвижностью. Едва только мы успевали остановиться на ночлег, тотчас же его маленькая фигурка металась по нашей боме, ободряя, бегая, поправляя и мешая всем и повсюду. Он не позволял, чтобы к его тюкам прикасались чужие тюки или даже лежали рядом с ними. Он особенным способом складывал свои товары и заставлял выносить их при себе; он сам выбирал место для своей палатки и никто не смел занять его. Можно было ожидать, что, пройдя десять или пятнадцать миль в день, он предоставит эти мелочи слугам, так нет! без его наблюдения ничто не могло быть сделано хорошо; в своей хлопотливости он был неутомим и не знал усталости.

Шейх Гамед отличался еще одною замечательною особенностью: так как он не был богат, то он выбивался из сил, чтобы извлечь как можно более из каждой шукки и каждого доти полотна, и каждый новый расход приводил его в отчаяние: по собственному признанию, он готов был заплакать от высоких цен Угого и от вымогательств султанов. Вот почему мы могли быть вполне уверены, что он, как предводитель каравана, насколько это будет в его власти, постарается сократить наше пребывание в Угого, где жизненные припасы были так дороги.

День нашего прибытия в Ниамбву будет вечно памятен Гамеду вследствие тех беспокойств и огорчений, которые ему пришлось испытать. Несчастия его начались с того, что, будучи слишком сильно поглощен беганием по лагерю, он не заметил, что ослы его забрались в засеянные матамою поля султана Пембера Перена. В течение нескольких часов он и его слуги искали пропавших ослов, но к вечеру вернулись совершенно без успеха. Гамед с такою горестью стал оплакивать потерю ста долларов, заплаченных им за ослов, на какую способен только восточный житель, когда его посетит злая судьба. Шейх Тани, который был старше, опытнее и умнее, посоветовал ему довести о своей потере до сведения султана. Следуя этому разумному совету, Гамед послал к султану посольство из двух рабов, возвратившихся с известием, что слуги Пембера Перена задержали двух ослов, евших нескошенную матаму, и что если хозяин их не заплатит девять доти полотна первого сорта, то он, Пембера Перен, возьмет их себе в вознаграждение за съеденную ими матаму. Гамед пришел в отчаяние. Ужасно было платить девять доти полотна первого сорта, стоимостью в 25 ф, за несколько вязанок матами, стоивших пол шукки; но если не заплатить их, то что станет со ста долларами, заплаченными за ослов? Он отправился к султану, чтобы показать ему бессмысленность такой пени, предлагая одну шукку, которая наверно превосходит вдвое стоимость съеденной ослами матамы. Султан сидел на помбе, но был пьян — что как я полагаю, составляло его нормальное состояние, так пьян, что не мог заниматься делами; вместо самого султана, Гамеда выслушал его поверенный, ренегат из Униамвези. Большая часть вагогских старшин имеют при себе ваниамвези, в качестве правой руке, первого министра, советника, палача, человека на все руки, неспособного только к одному — к заботам об общественном благе. Эти ваниамвези — арлекины, до такой степени интригующие, беспокойные и ненавистные, что всякий узнавший, что такой человек находится советником и даже главным советником у султана, весьма склонен относиться неуважительно к его особе. Большая часть вымогательств, которым подвергаются арабы, внушаются этими хитрыми ренегатами. Шейх Гамед увидел, что ваниамвези гораздо упрямее султана — он не согласился ничего сбавить с девяти доти полотна первого сорта. Дело осталось нерешенным. За тяжелым днем наступила ночь, бессонная для Гамеда. Однако оказалось, что потеря ослов, последовавшая за тем тяжелая пеня и бессонная ночь в сущности были благодетельны, потому что в полночь в лагерь прокрался вор и намеревался утащить тюк с полотном, но бодрствовавший и раздраженный араб во время заметил его и выстрелом, пролетевшим мимо самого его уха, обратил вора в поспешное бегство.